— Мой возлюбленный там, — сказала она. — Но я не затем еду, чтобы его спасти. Просто мне надо... поговорить с ним на прощание.
— О, — холодно произнес Глориндель. — Сказать последнее «прости»? И тут же умереть на его руках, пронзенная вражеской стрелой? Ты для этого бросила ваш уродливый, но хоть сравнительно безопасный замок и поперлась хрен знает куда?
— Нет. Я сопровождала леди Рослин. Просто потом оказалось, что нам по дороге.
— Расскажи мне, какая она.
Вопрос застал Эллен врасплох. Она молчала дольше, чем следовало, и смогла только сказать:
— Она вам понравится, милорд. Я думаю... думаю, вы ее полюбите.
— Прелестное маленькое дитя, которое невозможно не любить? — фыркнул эльф.
— Вовсе нет.
Он снова посмотрел на нее — пристальнее, чем до того.
— Э-э, да ведь в твоем омуте те еще бесы водятся, милая, — протянул он. — Ты точно едешь к своему возлюбленному, а не смертному врагу?
Любопытно, господин эльф, — это вы столь проницательны или я столь проста?
— Знаешь, — помолчав, проговорил Глориндель, — мне тоже случалось любить человека, которого стоило ненавидеть. И ненавидеть его потом еще больше за то, что все равно продолжал любить. И если бы я мог найти эту женщину и спросить ее... спросить...
— Спросить: «Почему»? — вырвалось у Эллен. Эльф вскинул на нее глаза — и, кажется, она впервые не увидела в них ни издевки, ни ярости.
— Да, — медленно кивнул он. — Почему. И... как она могла. Если бы я мог — я бы сделал это.
— Значит, мы с вами чем-то похожи, — вымученно улыбнулась Эллен.
Он окинул ее взглядом, будто раздумывая, потом хмыкнул.
— Ну да, сделал бы, а потом удавился бы со стыда, что был таким дураком. И что рисковал жизнью для того, чтобы задать вопрос, на который все равно не получил бы честного ответа. Но вряд ли подобная мысль меня бы поколебала. Мое счастье, что эта женщина мертва.
— Ваше счастье, что вас это способно остановить.
Он снова устремил на нее пронзающий до костей взгляд — и снова Эллен от него бросило в дрожь. Но главного она добилась. Ему было интересно. Она видела. И знала, что этот разговор продолжится. А хуже всего — хотела этого. Хотела, как с Глэйвом: ткнуться лицом ему в грудь, рассказать, выплакаться, а потом принять в себя его огонь... огонь, которого сама она давным-давно лишилась. Но этого не будет, потому что Глориндель — не Глэйв. И не Рассел. И даже не тот человек, которого она видела рядом с ним в мутном зеркале и которого Рослин прочила ей в суженые. Он совсем другой. Он даже не посмеется над ней — просто одернет с таким равнодушием, что никакими плевками этого не измерить. Он не пара ей... и не друг. И даже не господин. Он никто, просто тень, которую она отбрасывает на дорогу. И с которой она разговаривает, чтобы не сойти с ума от одиночества на последнем своем пути. И которая, может быть, убьет ее, если станет совсем невыносимо. Но это еще надо заслужить.
Рядом кто-то несмело загнусавил на тальвардском. Эллен обернулась. Дорога была довольно людной, время от времени они обгоняли повозки, а их обгоняли другие всадники. И вот теперь с ними поравнялась телега старьевщика. Он раболепно смотрел на добрых господ снизу вверх и продолжал гундосить. Это было возмутительной дерзостью — в Калардине смерд не смел обратиться к дворянам первым. Эллен не удивилась бы, если бы эльф убил его, но тот, казалось, даже ничего не заметил. Приступ общительности прошел, Глориндель погрузился в свои мысли. И был, кажется, оскорблен, когда Эллен вырвала его из них, вцепившись в его рукав.
— Ну что опять? — разозлился он, тем не менее, похоже, привыкая к ее манере привлекать к себе его внимание.
Впрочем, об этом Эллен сейчас не думала. Не выпуская рукава эльфа, она ткнула другой рукой в предмет, лежавший поверх кучи хлама, которым была завалена повозка. Старьевщик перехватил ее взгляд и радостно растопырил пятерню.
— Дайте пять монет. Живо, — сказала Эллен.
— Облюбовала себе драную шаль? Потерпи до города, я тебе куплю что-нибудь поприличнее. На тебя и так смотреть — мало приятности.
— Вы даже не представляете, до чего вам повезло, милорд. Дайте мне пять монет, или не будет никакого смысла ехать дальше.
— Ты снова!.. — приняв ее последние слова за уже привычную угрозу, почти застонал эльф, но деньги отсчитал, бормоча что-то о том, как надоело ему иметь дело с этой чокнутой бабой. Похоже, у него было хорошее настроение.
Эллен протянула монеты торговцу и даже не отдернула руку от его грязных пальцев, когда он жадно вцепился ей в запястье, чуть ли не вытряхивая из ее ладони деньги. Потом приняла из его рук предмет, за который в свое время заплатила гораздо дороже, и протянула Глоринделю.
— Что за мерзость, — с отвращением сказал тот. — Сама это тащи.
— Я с радостью, милорд. Потому что эта вещь может стать нашим единственным пропуском в то место, куда отправилась леди Рослин.
Эльф взглянул на нее с интересом. Потом поморщился.
— Все равно неси сама. Это что... глина?
— Это плоть. Мумифицированная плоть.
— Хочешь сказать, оно... настоящее?!
— Вы так брезгливы, милорд? — улыбнулась Эллен.
— Неси сама, — твердо повторил он и отвернулся.
Все еще улыбаясь, Эллен убрала голову, добытую эрьеленом Глэйвом, в котомку с провизией, притороченную к седлу. Глориндель заметил это и тут же заявил, что есть провизию из этой котомки он уже не станет. Эллен засмеялась в голос — на сердце у нее вдруг стало легко. Она и поверить теперь не смогла бы, в какой ужас ее привел когда-то этот жуткий артефакт. Это было так давно... так неизмеримо давно. Тогда она еще не знала, что Рассел убил их ребенка. А сейчас эта находка, повысившая ее шансы добраться до некромантов, показалась ей хорошим знаком. Она смеялась, и эльф, кажется, чувствовал, что она рада, потому что скоро перестал злиться и заулыбался в ответ.
Налетевший порыв ветра взъерошил его волосы, на мгновение отбросил длинную прядь с левого уха. Эллен увидела, что оно изуродовано — верхняя, острая часть, отличавшая эльфов от людей, была срезана, а на ее месте остался широкий кривой рубец.
Но она все равно не перестала смеяться, хотя внутри у нее все заледенело в этот миг.
Небеса сегодня были щедры не только на добрые знаки.
В Тальварде стояла хорошая погода. Все время пути, с того самого дня, как они сошли с корабля во Врельере. Впрочем, даже и раньше — Натан не мог припомнить ни одного сколько-нибудь серьезного волнения на море все то время, пока они плыли. Как будто небеса благоволили к нему, расчищая путь. Или скорее к ним. Обоим. Небеса благоволили к ним — к нему и Рослин, пока они были вместе.