Разве нет?
В толпе пьяных возниц была пара мужиков более приличного вида, разодетых в дешевый затертый бархат, — купчишки низшей руки, у Натана на таких был глаз наметанный. Денег на охрану у них никогда не хватало, а поживиться чем всегда было, конечно, если после ярмарки. Эти, судя по тому, как сорили деньгами, как раз оттуда и держали путь. Натан вышел во двор, отошел чуть в сторону и встал на полпути между навесом и конюшнями, полувысунув меч из ножен. Ночь была ясная, звездная, легкий ветерок приятно холодил разгоряченное лицо. Время от времени из трактира вываливались группки забулдыг — освежиться. Натан не сомневался, что и парочка купцов со временем последует их примеру.
Долго ждать ему не пришлось. Более того — даже повезло. Вышел только один — выходил он, пятясь, и что-то бессвязно кричал в зал — видимо, обещая вскорости вернуться. Натан тихо шагнул к нему. Рядом никого не было, только на заднем дворе слышались голоса, но они были достаточно далеко. Купчишка пятился прямо на Натана, все еще болтая и размахивая руками, и оставалось только выставить меч, но жертва пока еще находилась в пределах видимости тех, кто остался внутри. Поэтому Натан подождал, пока купец развернулся и шагнул в сторону от дверей, на ходу спуская штаны. Поэтому — а не потому, что не хотел бить в спину. Вот уж насчет этого Натану было не привыкать.
Он ударил наотмашь по горлу. Купец не успел даже захрипеть. Натан увидел вскинутый на него выпученный глаз, в котором уже ничего нельзя было прочесть. И вдруг понял, что это тот самый купец, к горлу которого он приставлял лезвие далеко-далеко отсюда, не собираясь, даже не думая нажимать, а в ушах у него звенел голос господина Глоринделя: «Убей его... »
Убей его, Натан.
Я тогда не убил, отстраненно подумал он. Тогда я не убил, потому что это было неправильно, безумно и дико — убивать по вашей прихоти, милорд. Но все же я сделал это. Убил по прихоти. Пусть и не прямому приказу. Просто потому, что вы так захотели... И он вдруг почувствовал, нет, почти увидел калардинскую княгиню Рослин, которая стоит этажом выше, над его головой, прижав бледное лицо и холодные ладони к оконному стеклу, и смотрит на него, смеясь едко и зло...
Ему казалось, что прошли часы, хотя на деле наваждение длилось не дольше мгновения. Натан очнулся прежде, чем труп стал валиться на него, и привычно скользнул в сторону, успев поддержать тело и предотвратить шумное падение. О том, что было бы, если бы он очнулся секундой позже и оказался залит кровью убитого, Натан предпочитал не думать.
Подхватив мертвеца под мышки, Натан оттащил его в просвет между навесом и стеной трактира. Тут было совсем темно, и он без помех обыскал карманы трупа. В карманах обнаружился довольно увесистый кошелек, судя по всему, с серебром, и какие-то бумаги. Бумаги Натан оставил — на них попала кровь, — а кошель, еще раз взвесив в руке, спрятал за пазуху. Даже если серебро, должно хватить до конца пути. Во всяком случае, Натан на это искренне надеялся.
Он осмотрел себя, отыскивая возможные следы преступления, потом вышел из укрытия. Ночь и глубокая тень от навеса надежно укрывали труп от посторонних глаз. Натан вернулся в трактир, неторопливо прошел по залу, поднялся наверх. Надо было немедленно брать княгиню и убираться прочь, но, прежде чем войти, он привалился спиной к стене, чувствуя, что вот-вот сползет на пол.
Конечно, убитый им человек не был тем самым купцом, которого навеки опозорил Глориндель, — ведь эльф сам убил этого купца несколькими днями позже, на заставе. И, конечно, леди Рослин не могла стоять и наблюдать, как Натан делает для нее то, что не захотел сделать для Глоринделя, — ведь это была дешевая таверна, и оконные рамы стягивали не стекла, а мутная слюда. Но в глубине души Натану все это казалось глупыми, никчемными отговорками: нет, нет, купец именно тот, Натан запомнил его глаза, и девчонка все видела — он ведь слышал ее смех, там, наверху, этот холодный, безжалостный смех, говорящий: «Что же ты, так бы сразу, Натан... » То, что смех был мужским, а голос принадлежал эльфу, убеждало Натана больше в реальности происходящего, чем в подступающем безумии.
В последней мысли скользнуло неожиданное облегчение. «Небеса, да не схожу ли я и впрямь с ума? » — подумал Натан и едва не вскрикнул, когда рядом скрипнула дверь. Проклятие, рефлексы уже вовсе никуда не годятся! Стареешь ты, Натан... ты давно уже постарел.
Рослин смотрела на него снизу вверх — небеса, какая же она все-таки малышка. В руке она держала свой узелок с травами — стало быть, уже собралась.
Значит, все сразу поняла. Что за умница...
— Пойдемте, — сказал Натан, хотя это было излишне. Они слишком поторопились. Вот в чем вся беда. Если бы не краткий припадок безумия, Натан понял бы это сам и не допустил подобной оплошности. Надо было высидеть хотя бы час-другой — раньше купца все равно никто не хватился бы, его дружок был вусмерть пьян и валялся под лавкой, Натан видел это, когда шел обратно. Видел, но не запомнил, слишком он был потрясен. Или просто в самом деле стареет. Нервный старик — не лучший кандидат в грабители и убийцы. Таких у нас отправляют на почетный покой, помнишь, Натан? Давая им разнообразные обещания и свято поклявшись выполнить их последнюю волю... помнишь?
Ночь прошла без приключений. Скакали они во весь опор, Рослин спала в седле, ни словом не сетуя на неудобства — знала, мерзавка, что к чему. Когда забрезжил рассвет, Натан решил, что все позади: даже если снарядили погоню, теперь их не поймать. Они выехали в очередную песчаную гряду и двигались извилистой дорогой меж холмов. Рослин проснулась, но долго ничего не говорила, даже не попросила спешиться, чтобы справить нужду. Натан решил было, что она снова уснула, когда она сказала:
— Так, значит, ты раньше был разбойником.
Глупо было отпираться — но Натан снова подумал, что по меньшей мере одно из безумных ощущений прошедшей ночи было истинным, и она все видела.
— А кому из моих вассалов ты служишь, Натан?
— Лорду Картеру.
— Не помню такого, — помолчав, призналась Рослин. — Но лишу его титулов, когда вернусь домой. Не нужны мне вассалы, набирающие войско из висельников.
— Эти висельники неплохо вам служат, не так ли, миледи? — сухо сказал Натан.
— Но они все равно остаются висельниками, — спокойно отозвалась та. — Я и тебя повешу, когда вернусь.
— Вы не вернетесь, — сказал Натан. Потом, испугавшись собственных слов, добавил: — Вы ведь сами так сказали.
Она ничего не ответила — хотя, может быть, собиралась, но этого Натан так и не узнал.
Что-то загрохотало высоко вверху; конь заволновался, встал на дыбы. Натан быстро погладил холку лошади, вынуждая ее успокоиться, отъехал назад, глядя, как по поросшему жиденькой травкой склону катится туча валунов в облаке песчаной пыли. Обвалы тут были делом нередким, но Натан положил ладонь на рукоять меча, чуя неладное. Впрочем, было уже поздно.
— Ты у меня на мушке, парень, — раздалось сзади — говорили на калардинском, четко и внятно. — Брось меч и ссади девчонку. Потом слезай сам.