Разговоры давались Ву с трудом, интонационные паузы он вообще не воспринимал. Удмурт долго соображал, прежде чем сказать:
– Еды еще хочешь?.. – Он обращался к Разговорчивому, признав в нем старшего.
Казусы уже рвали пакет и хрустели сухарями, позабыв о мертвом наезднике.
– Едыдайхочу, – невнятно откликнулся Разговорчивый, разгрызая сухарь.
– Надо отработать, – заявил Ву.
– Работатьнетдайеды… многодай.
– Работать – да еда после работы слушай внимательно слушаешь? Я сейчас уйду вы останетесь здесь дождетесь меня я вернусь скажу вам что делать когда сделаете получите много еды это ясно?
Разговорчивый замер с открытым ртом, обдумывая предложение.
– Питьчто? – спросил он и ткнул пальцем в разорванный пакет на своей ладони. – Здесьждатьсухопитьчто?
В голове Ву очередная дорожка расплескалась кляксой деполяризации, тускло высветив картинку-образ: он сидит возле костра, замотанный в меха, рядом юрта и рогатые животные… Картинка утвердилась и вытеснила мысли, которые было так трудно превращать в слова. Ву достал из рюкзака фляжку с минеральной водой и швырнул ее под ноги Разговорчивому.
– Ждать тут, – произнес он, чтобы утвердить в бедном умишке казуса последовательность действий. – Я вернусь тогда делать что скажу. После этого – еда много еды. Если вернусь а вас нет – найду и убью как его… – Носком изящной, плетенной из тонких кожаных полосок туфли он ткнул под ребра мертвого наездника и пошел за объектом. Где-то впереди приглушенно лаяли собаки.
Казусы, урча и обмениваясь тумаками, стали делить остатки сухарей. Когда Ву скрылся за опорой, к ним подошли еще трое.
* * *
Три с половиной подбежали к Кораблю. Манок догадывался, для чего тот раньше предназначался. От пограничной реки отходил канал с покатыми бетонными берегами. У одного берега пришвартовалась посудина, палубу которой украшала металлическая дуга с буквами: RIVЕR PALAS. Когда-то эти буквы светились разноцветными огнями. На палубе, кроме надстроек и круглой огороженной площадки, был еще шар на подставке, состоящий из множества пятиугольных зеркальных граней. Однажды Манок что-то повернул в трюме Корабля, шар начал вращаться с громким скрипом и посылать во все стороны лучи света. Ена испугалась и даже прекратила петь, Снули, обычно тихий, стал кричать на Манка, Цеп недовольно щурился. Манок разрешил ему сломать это «что-то» в трюме, после чего шар утих.
Цеп, хоть и с Еной на руках, добежал первым. Корабль соединяла с берегом лишь пара длинных узких досок. На палубе Цеп, бросив Ену, повернулся. Грузчик-казус как раз достиг бетонного причала, а Манок и Снули уже мчались по самодельному трапу. Они перескочили на палубу, Цеп ухватился за край трапа. Казус, все еще размахивающий обломком домкрата, зашлепал по доскам. Цеп напрягся, сжав зубы, рывком провернул доски, развел их в стороны. Взмахнув руками, казус провалился вниз и с головой ушел под воду, чтобы больше не показываться.
Когда Цеп втянул трап на палубу, Снули уже собирал дерево для костра, а Манок зубами срывал клапан с пакета. Цеп помог Снули дотащить самую длинную доску, сломал ее о колено и посмотрел на Ену. Она сидела чуть покачиваясь, губы шевелились. Над палубой звучала тихая песенка без слов. Цеп постоял, прислушиваясь – в песенке было что-то завораживающее. Манок окликнул его:
– Чего встал?
Цеп мотнул головой и принялся разжигать костер.
Манок, отложив раскрытый пакет, достал из-за пазухи электронную библиотечку. Ныряя в люк, он зацепился за что-то панелью, теперь пьезоэлемент отскочил и висел на двух проводках. Манок вернул батарейку на место, проверил, работает ли библиотечка, и громко выругался.
– Разряжается, – пояснил он, когда Снули с легким испугом взглянул на него. – Скоро отключится. Надо другую батарейку искать…
Снули вздохнул. В Корабле, где хватало всякой всячины, батареек они не нашли. За ними надо подниматься в Верхний, чего он делать не любил, в отличие от Манка, движимого естественно-научным любопытством, и Цепа, которому было безразлично, где добывать хлеб насущный. В Корабле было много соленых орешков и пустых стеклянных бутылок, которые иногда удавалось сменять у казусов на что-нибудь ценное. Попадались и полные бутылки, но если употребить их содержимое, станет так плохо, что Манок запретил пить из них.
Курицу делил Манок. Ему и Цепу достались самые большие куски, а Ене – самая нежная часть грудинки. Снули довольствовался атрофированными крылышками. Он с хрустом разгрызал их, бездумно уставившись на очки Манка с тонкими дужками. Линзы золотыми кругами поблескивали в лучах солнца. Под бортами Корабля воды канала рябили желтым, синим и зеленым.
Манок, привалившийся спиной к ограждению палубы, приказал Цепу:
– Принеси штуку. Может, в этот раз получится?
Цеп с хрустом перекусил косточку, встал и скрылся в палубном люке.
Манок пригладил свои длинные темные волосы.
– Эта штука должна работать. Я что-то неправильно делаю.
– Мне от нее страшно, – заявил Снули.
Манок взглянул на Снули, потом на Ену, очень похожих друг на друга – оба почти лысые, с белесым пушком на круглых, гладких головах. Цеп тоже не отличался волосатостью, но голову имел шишкастую, с мощным затылком и низким лбом. У Цепа уши маленькие, прижатые к черепу, а Снули – совсем лопоухий. Манок, втайне гордившийся своей шевелюрой, поплевал на ладонь и еще раз пригладил волосы.
– Трус, – сказал он. – Ничего в ней страшного. Этих штук там много. Я хочу узнать, что с ними можно делать.
Цеп спустился под палубу. Внутри корабля было несколько помещений разных размеров и просторный зал с потрескавшимся зеркальным полом. Здесь находились возвышение-сцена, стойка и открытый шкаф у стены. На полках еще оставалось несколько полных бутылок, пить из которых нельзя. Цеп сошел ниже, в трюм. Канал неглубокий, массивный Корабль днищем почти достигает дна и стоит ровно, не качаясь. Это как-то связано с широким задраенным люком, через который Цеп предпочел перешагнуть. За люком штабель со штуками. Цеп взял одну, поднялся и передал ее Манку. Тот, уже в который раз, стал щелкать какими-то рычажками. Цеп настроился было поспать, но Манок позвал его, наткнувшись на очень тугой рычаг. Когда Цеп толстыми короткими пальцами потянул за него, Снули опасливо отодвинулся подальше.
– …………. – пела Ена. Она сидела, поджав под себя ноги, замотанная в пальто, с поднятым воротником; торчал только маленький нос, да пушок на голове чуть шевелился от ветра.
– Пить хочешь? – спросил Снули, не ожидая ответа. Если бы хотела, сама бы стала теребить его за ухо и щекотать. Манок вроде бы ее старший брат – Снули с трудом осознавал значение слова «брат», но он заботился о Ене больше из соображений долга, чем из родственных чувств.
Цеп присел на корточки, открыл рот и стал ритмично постукивать ногтями по зубам. Это всегда раздражало Манка, но отучить Цепа не получалось. Манок уже потерял интерес к штуке и достал свою библиотечку. Когда-то через радиомодем она подключалась к сети, теперь же могла черпать сведения только из автономной, впрочем довольно обширной, базы данных. Файл, который Манок изучал последним, раскрылся на небольшом экране. Оперативная память библиотечки была совсем куцей, процессор слабый, так что урона ей гало-бомбардировка не нанесла – только некоторые программы иногда зависали. Манок овладел искусством чтения по детской обучающей программе библиотечки, чью заднюю панель украшала надпись: «Все, Что Ты Хотел Спросить О Мире». Снули тоже научился читать, но гораздо хуже, чем Манок. А Цепу чтение не давалось. Одно время он старательно изучал найденную в Верхнем Слое книжку со странными историями: про семерых маленьких казусов в шапках-колпаках, рыжего зверя-«лису», которая хвостом ловила других зверей-«рыб» в проруби, про дикую собаку – волка – с семью козлятами. Цеп одолел большинство букв, но, пытаясь осознать сакральный смысл «и краткого», так рассвирепел, что сломал ярко раскрашенную картонную обложку книги о голову подвернувшегося Снули. Манок еле его успокоил, как следует приложив палкой по спине.