– Не пожалеешь?
– Никогда ни о чем не жалею. И повинуюсь року!
– Тебе станет еще горше, – посочувствовала Зазноба. – Сидеть беспутным отшельником на Мауре, в ловушке для странников…
– Перетерплю. – Ему хотелось спросить, что у нее с ногами, однако спросил о другом: – Откуда в тебе столько сострадания к моей участи?
– Ты сын Мамонта. А я обязана ему своей судьбой. И даже прозвищем.
– Вот даже как?..
– Прости, что искушала тебя… Захотела испытать, достойный ли ты сын. Теперь знаю – Мамонт тобой гордился бы.
– Почему ты так говоришь о нем?..
– Я слышала, твой отец погиб. Будто кощеи Старого Света сыграли на одной струне… Знаешь, что это значит?
– Нет. – Сколот ощутил сосущую пустоту в солнечном сплетении.
– Тогда и знать не нужно… В общем, Мамонта обнаружили в Швейцарии, со струной на шее. От гавайской гитары… Китайцы опознали его как члена их делегации. Были сообщения в газетах – дескать, суицид.
– Вранье, не верю! Отец любил жизнь, а его любила Валькирия! И держала над ним обережный круг…
– В самоубийство никто и не верит.
– То есть его убили?
– Больше ничего не знаю… А теперь отпусти меня!
– Езжай, – равнодушно обронил он, дабы не выдать, что творится в душе. – Сказал же: не держу.
Дара нехотя стала надевать маленькие ботинки.
– Что у тебя с ногами? – прямо спросил Сколот.
– Отморозила пальцы. – Дара встала. – И сама чуть не замерзла. Мамонт отогрел и назвал Зазнобой. В шутку. А мне понравилось… Я тебя не оставлю, Сколот. И постараюсь помочь.
– Как тебя звали? Настоящее имя? Может, я слышал…
– Инга, – отозвалась она уже на ходу. – Ты обо мне ничего не мог слышать.
– Благодарю тебя, Инга! – крикнул Сколот ей вслед.
Она пропала за деревьями, и уже снизу донесся ее голос:
– Блаженный!.. Я навещу тебя! Чтоб ты шерстью не оброс…
Он застиг Роксану в самый последний момент, когда она, связав простыни, пыталась спуститься с балкона второго этажа и была уже за парапетом. Успел схватить за волосы, как утопающую, несмотря на верткое, кошачье сопротивление, втащил на балкон и скомкал, словно лист бумаги.
– Ненавижу тебя! – прошипела она, сверкая глазами. – Как ты посмел прикасаться к моим космам?!
Между пальцев Марата остались ее локоны…
Трехмесячная игра в супружескую жизнь произвела в нем невероятные перемены, и вообще вся эта операция по наблюдению за Алхимиком незаметно превратилась в личную драму. Только поселившись с Роксаной в одной квартире, он вдруг понял, что подбирал напарницу по своему вкусу – не гению будущую любовницу и совратительницу, а словно и впрямь себе жену. И с неведомым для холостяка ужасом думал о своей роли рогоносца, о ее неотвратимой неверности и о том, как, согласно легенде, станет обучать ее искусству соблазнения. То есть сделается при Роксане сутенером, толкнет на измену: руководство требовало натуральности, чтобы доказать вину в любом суде. Допустить насилие Корсаков никак не мог даже из самых высших соображений полезности и самовольно приказал «жене» спровоцировать лишь попытку. Но даже и в этом случае ощущал некое омерзение от своих требований, объясняя агентессе, что и как она должна делать, чтобы гений оставил как можно больше специфических следов на их телах и месте преступления.
А она усыпляла его бдительность ежедневными докладами о том, что аскетичный Алхимик якобы не обращает на нее внимания, не откликается ни на какие манки, не понимает явных намеков, и вообще, уж не импотент ли он? Или голубой, которого не возбуждают девушки? Потом воспользовалась отсутствием Марата, заманила Алхимика к себе в квартиру и отдалась ему самым подлым образом, как последняя проститутка. Да еще и при этом попыталась скрыть следы своих плотских развлечений – де-мол, гений всего лишь исполнил таинственный ритуал, расчесал волосы золотым гребнем!
Роксана не подозревала, что в ее спальне установлена видеокамера и все пишется со звуком. После просмотра пленки Корсаков испытал чувства, как если бы она и в самом деле была ему жена. Естественно, подобная порнографическая картина с участием романтической героини и Алхимика в доказательство изнасилования не годилась, разве что раскрывала предательство агентессы.
Марат ощутил полную растерянность и слабость, до тошноты и головокружения, потом готов был ее растерзать, пожалуй впервые утратив профессиональное хладнокровие. В конце концов все эти чувства перелились в желание отомстить им обоим и самым неожиданным образом: невзирая ни на что, завершить операцию. Заставить, вынудить Роксану подтвердить изнасилование, и тем самым взять гения на короткий поводок – следы насилия и обоюдной любовной страсти практически не различимы.
Но после вмешательства уникального психолога, который и должен был внушить, что и как говорить следователю, «жена», по сути, стала невменяемой. Конечно, и это состояние можно было использовать, объяснив его как сильное нервное потрясение, полученное в результате надругательства над женской природой. Однако обезоруживало внезапное исчезновение Алхимика.
Сейчас же попытка Роксаны спуститься с балкона вдруг натолкнула Корсакова на мысль о ее сговоре с объектом – не исключено, что неверная жена знает, где искать гения, они могли заранее условиться о месте встречи в случае чего, а это шанс! Остается организовать контролируемый побег…
– Отпусти! – прошипела Роксана. – Все равно уйду!
Корсаков внес ее в квартиру, бросил на диван и, заперев дверь, достал наручники.
– От меня не уйдешь.
Она заплакала, спрятала руки за спину и вжалась в стену.
– Марат!.. Не надо, Марат!
Кинулась к нему на шею, обняла, прижалась лицом, чем на мгновение ввела в замешательство. И этого хватило – впилась зубами в горло! Корсаков с трудом разжал ей челюсти, оторвал от себя, швырнул на диван и зажал рану ладонью. Боли он не почуял, впрочем как и гнева, – вдруг изумила и напугала кровь, брызнувшая под напором, словно из шприца. Он зажимал место укуса, однако чувствовал, как горячая струя потекла за воротник рубашки, красное пятно стремительно расширялось, намокли брюки, закапало на пол. И хорошо подоспели сыщики: «жена» вновь устремилась на балкон и теперь норовила спрыгнуть с него.
Роксану вернули в комнату, пристегнули наручником к батарее и только потом взялись за рану Корсакова. Вызывать неотложку было нельзя – и так наделали много шума, всполошили беготней и свисающими с балкона простынями весь подъезд. На лестнице уже слышались голоса – жильцы спрашивали, что происходит. У майора в снаряжении оказался спецпакет для остановки кровотечения, шею забинтовали, и пока сыщики зачем-то затирали паркет, Марат начал приходить в себя.
– Ты что делаешь?! – запоздало и как-то несуразно возмутился он. – Ты сошла с ума…