— Можете не сомневаться, ваше высочество. Однако я не могу покинуть замок прежде, чем получу в собственные руки остальные письма, на которые вы мне подали надежду.
— Ручаюсь вам, они будут у меня до полудня завтрашнего дня.
— В таком случае до тех пор я остаюсь под этой кровлей.
— Наш друг маркиза дю Плесси распорядится, чтобы вас устроили на ночь, синьор. Я просил предупредить ее о вашем прибытии.
— Но пока, я думаю, было бы благоразумнее запереть письма в ларец с секретом, который я вам вручил. Замочек хорошо скрыт, и для них нет более надежного убежища от нескромных глаз.
— Вы правы, синьор Экзили. Чем больше я слушаю вас тем больше убеждаюсь, что заговоры — своего рода искусство, требующее опыта и практики. А я всего-навсего воин и не скрываю этого.
— Прославленный воин! — воскликнул итальянец, отвешивая поклон.
— Вы мне льстите, отец мой. Но признаюсь, я был бы не прочь, чтобы монсеньор Мазарини и ее величество королева разделяли ваше мнение. Но как бы то ни было, мне думается, что военная тактика, пусть она грубее и поле ее действия обширнее, все же чем-то напоминает эти изощренные приемы интриги. И там и тут важно разгадать замыслы противника.
— Ваше высочество говорит так, словно его учителем был сам Макиавелли.
— Вы мне льстите, — повторил принц. Однако лицо его просветлело.
Экзили приподнял в ларце шелковую подушечку и показал принцу, как подсунуть под нее компрометирующие письма. Затем ларец был убран в секретер.
Как только итальянец ушел, принц Конде достал ларец и с любопытством ребенка снова раскрыл его.
— Покажи, — шепотом попросила лежавшая на кровати женщина и протянула руку.
Она ни разу не вмешалась в разговор и, казалось, целиком была поглощена тем, что одно за другим нанизывала на пальцы свои кольца. Но, судя по всему, она не пропустила ни единого слова.
Принц подошел к кровати, и они вдвоем стали разглядывать пузырек с изумрудной жидкостью.
— Ты думаешь, этот яд на самом деле такой страшный, как он сказал? — прошептала герцогиня.
— Фуке утверждает, что нет на свете более искусного аптекаря, чем этот флорентиец. Все равно без Фуке нам не обойтись. Ведь это по его почину парижский парламент снесся в апреле с испанцами. Испанское вмешательство, хотя оно никому не по душе, помогло, однако, Фуке связаться с его католическим величеством. Я не смогу содержать свою армию без его помощи.
Дама откинулась на подушки.
— Итак, кардинала Мазарини уже можно считать мертвым, — медленно проговорила она.
— Пожалуй, да, ведь сейчас я держу в руках его смерть.
— А ведь говорят, будто королева-мать иногда обедает вместе с тем, кого она так обожает?
— Говорят, — помолчав, согласился принц Конде. — Но нет, ваш план не годится, душенька. Мне пришел в голову другой ход, более ловкий и более верный. Кем станет королева-мать, лишившись своих сыновей?.. Испанке не останется ничего другого, кроме как удалиться в монастырь и там оплакивать своих детей.
— Отравить короля? — вздрогнув, спросила графиня.
Принц весело заржал и, подойдя к секретеру, спрятал в него ларец.
— Вот они, женщины! — воскликнул он. — Подумаешь, король! Красивый мальчик, полный юношеского смятения, который, кстати, в последнее время, встречаясь с вами при дворе, смотрит на вас по-собачьи, преданными глазами. Вот кто король для вас. А для нас он — опасное препятствие, стоящее на пути к выполнению всех наших планов. Что же касается младшего брата короля, этого испорченного юнца, которому уже сейчас доставляет удовольствие переодеваться девчонкой и липнуть к мужчинам, то его еще труднее представить себе на троне, чем вашего августейшего девственника… Нет, поверьте мне, в лице принца Орлеанского, который столь же безнравствен, сколь его брат Людовик XIII был добродетелен, мы получим именно такого короля, какой нам нужен. Он богат и бесхарактерен. Что нам еще надо? Душенька, — продолжал Конде, заперев секретер и сунув ключик от него в карман халата, — мне кажется, нам пора выйти к гостям. Скоро подадут ужин. Хотите, я прикажу позвать Манону, вашу горничную?
— Я была бы вам очень благодарна, мой дорогой.
Все тело Анжелики затекло от неудобной позы, и она отступила по карнизу немного назад. У нее мелькнула мысль, что отец, пожалуй, ищет ее, но она не решалась покинуть свой насест. В спальне при помощи слуг принц и его любовница облачались в свои пышные наряды. Слышен был лишь шелест шелка да время от времени проклятия его высочества — принц Конде не отличался терпеливостью.
Отведя глаза от светлого четырехугольника раскрытого окна, Анжелика не могла ничего разглядеть вокруг — ее окружала густая ночь, наполненная шепотом близкого леса, по которому гулял осенний ветер.
Она опять обернулась к окну и вдруг поняла, что комната пуста. Там по-прежнему горел ночник, но теперь, как некогда, все вновь дышало в ней тайной.
Девочка осторожно подобралась к окну и скользнула в комнату. Аромат румян и духов здесь как-то странно смешивался с благоуханием ночи — запахом лесной сырости, мха и спелых каштанов.
Анжелика сама еще не вполне осознавала, что собирается сделать. Ее могли застать здесь, но это не пугало ее. Это был всего лишь сон, сказка. Такая же, как бегство в Америки, безумная дама из Монтелу, преступления Жиля де Реца…
Проворно вытащив из кармана халата, небрежно брошенного на спинку стула, ключик, она отперла секретер и достала ларец. Он оказался из сандалового дерева, и от него исходил резкий аромат. Заперев секретер и положив ключик на место, Анжелика, крепко прижимая к себе ларец, снова вылезла на карниз. Ее вдруг охватило безудержное веселье. Она представила себе, какое лицо будет у принца Конде, когда он обнаружит исчезновение яда и компрометирующих писем.
«Это же не воровство, — успокоила себя Анжелика, — просто надо предотвратить преступление».
Она уже знала, где спрячет свою добычу. Четыре башенки, которые итальянский зодчий возвел по углам изящного замка дю Плесси, служили лишь украшением, но у них, на манер старинных крепостей, тоже были миниатюрные бойницы и машикули. Внутри башенки были полые, и в каждой имелось крохотное слуховое окошко.
Анжелика засунула ларец в ближайшую к ней башенку. Кому придет в голову искать его там!
Затем она ловко проскользнула вдоль стены замка и спрыгнула на землю. И только тут почувствовала, как заледенели ее босые ноги.
Она надела свои потрепанные туфли и вернулась в замок.
***
В парке уже не было ни души. Видимо, темная и сырая ночь всех загнала в дом.
Едва Анжелика вошла в прихожую, как у нее в носу защекотало от аппетитнейших запахов всевозможных яств. Мимо нее вереницей шествовали мальчики в ливреях, и каждый с важным видом нес в руках огромное серебряное блюдо. Перед Анжеликой проплыли фазаны и бекасы, украшенные собственными перьями, молочный поросенок, словно невеста с венком из цветов, великолепное филе косули в обрамлении артишоков и укропа.