— Не без этого, но какая это мука! Я попробовал было всучить ему несколько кувшинов подпорченного масла в партии из полутысячи. Это всегда так делается. А он заявился сюда с ребятами и тем десятком кувшинов с плохим товаром и едва мне голову не снес. Что, впрочем, и случилось с одним моим сотоварищем по ремеслу, когда тот продал ему солонину, несколько больше обычного тронутую червями.
— Об одном ли мы человеке говорим? — задумчиво протянула Анжелика. — Я приняла его за важную персону. Он показался мне любезным, обходительным и почти что застенчивым.
— Это важная персона, сударыня: он церемонен и изыскан, все так… Только это не мешает ему рубить головы… изысканно. У таких как он, надо понимать, внутри — пусто. Им все едино, что смотреть на нагую женщину, что изрубить ее на кусочки. Вот почему они так опасны. И подумать, что вы выставили его на посмешище!..
Теперь только Анжелика вспомнила, кто ей рассказывал об Османе Ферраджи. Это был маркиз д'Эскренвиль. Он тогда сказал: «Это вельможа, знатный по всем статьям: гениальный, вкрадчивый, жестокий… Это он помог Мулею Исмаилу завоевать его царство…»
— Что он сделает, если меня снова схватят?
— Бедная моя госпожа! Уж лучше сразу проглотить целый пузырек яду. По сравнению с этими марокканцами алжирцы — сущие агнцы. Но не надо портить себе кровь. Попытаемся вас вытянуть отсюда. Только как это сделать — вот вопрос.
Граф де Ломени явился на следующий день, свалив в углу двора своего слуги вязанку хвороста. Савари он нигде не обнаружил. Продавцы кораллов, оставленные в тюрьме в ожидании выкупа, ничего не слыхали о щуплом старике. Возможно, его купил какой-нибудь крестьянин и увез в глубь страны. Зато Ломени слыхал о бегстве блистательной пленницы-француженки. Пятеро негров из стражи Верховного евнуха были казнены, как виновники побега. Шестого пощадили, его Осман Ферраджи приобрел лишь недавно. Разъяренный Меццо-Морте тоже обыскивает город, обшаривает дом за домом в сопровождении раба-евнуха, который заглядывает под паранджу каждой женщины, не пропуская ни одной.
— А тебя, Люка, могут заподозрить?
— Не знаю. К несчастью, мы в том квартале, где, как подозревают, может скрываться беглянка. А ваша хозяйка, граф, сумеет промолчать?
— Да, по крайней мере, пока не возревнует меня к нашей соотечественнице.
Тревога мужчин была отнюдь не наигранной. Анжелика прислушалась к их приглушенному разговору. Монахи, выкупавшие пленных, отчалили месяц назад. Они захватили с собой всего каких-нибудь четыре десятка рабов. К тому же их вмешательство бессильно помочь Анжелике, поскольку дело шло уже отнюдь не о выкупе. Может, стоило попытаться проникнуть на борт свободного купеческого судна? Увы, такая мысль приходила на ум многим невольникам, чуть только мачта с флагом их страны показывалась в порту. Одни бросались вплавь, другие, связав несколько досок, руками гребли к желанному убежищу. Но стража не дремала. На молах было полно часовых, и фелуки неверных сновали туда-сюда. А перед отплытием каждый корабль ревностно обыскивали янычары или надсмотрщики. Поэтому о бегстве подобным путем нельзя было и мечтать. Еще большее безрассудство — бежать посуху, чтобы добраться до Орана, находящегося под испанским владычеством — самого близкого места, где стоят католические гарнизоны. Это недели блужданий по незнакомой враждебной и пустынной стране с риском заблудиться или быть растерзанным дикими зверями. Никто из отважившихся на такой побег не добрался до места.
Выловленных беглецов били палками или калечили, если при освобождении они причинили малейший ущерб своим стражам.
Ломени заговорил о жителях Майорки. Действительно, отсюда было недалеко до Болеарских островов. Хорошая лодка позволяла покрыть это расстояние за сутки, и отважные островитяне на протяжении двух столетий время от времени предпринимали успешные попытки освобождения рабов. У них были легкие суденышки, предназначенные именно для этих целей. Многие из них сами побывали в рабстве и прекрасно знали эти места.
Те, кто устраивали эти побеги, рисковали жизнью. Если их ловили, то сжигали заживо. Но предприятие было таким выгодным, да и в крови у многих островитян скопилось столько ненависти к мусульманам, жившим так близко от их берегов, что экипажи набирались без затруднений.
Подосланные люди договаривались с кучкой пленных, дерзнувших бежать. Выбирали безлунную ночь, уславливались о сигналах и пароле. В назначенное время корабль-спаситель, до того державшийся вдали от порта, со спущенными парусами, дабы не привлекать к себе внимания, с предосторожностями приближался к условленному месту. Тем временем пленники, которым удалось добиться, чтобы их направили ухаживать за садами, расположенными за городской чертой, прятались в береговых утесах и с нетерпением дожидались сигнала. Наконец бесшумно подплывала барка с густо смазанными салом и обернутыми ветошью веслами. Шепотом произносился пароль, в полной тишине люди с берега быстро поднимались на борт, и суденышко тотчас отплывало. Далее все полагались на волю случая. Запоздавший рыбачий баркас, бессонница какого-нибудь берегового жителя, лай потревоженной собаки — и тотчас раздавался крик: «Христиане, христиане!». Сторожевые посты у городских ворот били тревогу, всегда снаряженные к бою фелуки срывались из гавани. А теперь, когда вновь построенные прибрежные форты делали подходы к городу почти неприступными, каждый пытался выбраться поодиночке.
Люка поведал об одиссее Иосифа из Кандии, отправившегося в плавание на лодочке из тростника и просмоленной парусины. И о пятерых англичанах, достигших Майорки на парусном полотняном ялике. И о двух искателях приключений из Бреста, которым удалось изменить курс фелуки, где они служили, и привести ее в Чивитта-Веккию. Но увы, если иметь в виду женщину, ни о чем подобном нельзя и помыслить. К тому же еще никто не видал, чтобы женщине удалось спастись…
Наконец граф де Ломени встал и объявил, что идет повидать Альференца с Майорки, содержателя «Каторжной таверны», которому так приглянулся Алжир, что он не помышлял его покинуть, хотя и сохранил связи со своими соотечественниками.
Вернулся граф уже под вечер, на этот раз с утешительными вестями. Он повидал Альференца, и тот поведал под величайшим секретом, что готовится побег и есть свободное место, так как один из участников внезапно умер.
— Я скрыл, что речь идет о женщине, тем более о вас, — объяснил он. — Ваше бегство наделало слишком много шуму, и каждому, кто поможет вас выследить, обещана немалая сумма. Но мне нужен залог, чтобы узнать место и день отплытия.
Анжелика дала ему браслеты и несколько экю, хранившихся во внутреннем кармане ее обширной юбки.
— Но как же вы, господин де Ломени? Почему бы и вам не воспользоваться этими сведениями?
Ее вопрос поверг бравого дворянина в изумление. Ему никогда не приходило в голову подвергнуть себя подобному риску.
В ту ночь Анжелика, наконец, смогла заснуть, несмотря на духоту в отведенном ей закутке. Как и большинство пленных, измученных безмятежным африканским зноем, она увидела во сне морозную и вьюжную рождественскую ночь. Под колокольный звон она вошла в церковь, чувствуя, что никогда не слышала ничего сладостнее этих звуков. Она увидела ковчег и на мягкой поросли зеленеющей травки — глиняные фигурки Пресвятой Девы, святого Иосифа, младенца Христа, пастухов и волхвов. Царь Валтасар был облачен в замысловатый плащ и высокий вызолоченный тюрбан.