Но почему же, в таком случае, одна катастрофа сменяет другую? Разве после стольких кровавых побоищ, после смерти и разрушений, принесенных в Майсир, богиня недовольна своим преданным слугой?
И снова из памяти всплыл голос Йонга, утверждавшего, что, когда Тенедос отказался освободить крестьян, натравив их на бывших господ, Сайонджи отвернулась от него. Разумеется, она с благодарностью принимала кровь убитых солдат. Но точно так же, как пьяница, сначала чувствующий признательность за угощение, вскоре начинает искренне верить, что его должны поить даром, богине разрушения захотелось большего: полного хаоса, братоубийственной войны.
А сейчас Тенедос пытается из последних сил вернуть расположение богини. Или все уже зашло слишком далеко и теперь его могущество основывается исключительно на крови и страданиях?
Но ведь я дал клятву помогать этому человеку во всех его начинаниях, насмешливо подсказывала мне память. Неужели из этого следует, что я должен помочь Тенедосу уничтожить Нумантию, если он того пожелает?
Хвала Ирису, ко мне обратился домициус Биканер с проблемой, требующей неотложного решения, и мне не пришлось отвечать на этот вопрос.
Пока не пришлось.
Теперь, поскольку мы спускались вниз, мы двигались гораздо быстрее. Клянусь, я уже чувствовал в воздухе благодатное тепло Нумантии. Но почти треть из тех, кто вышел со мной из Осви, погибли.
Я смотрел вниз на огромный храм и раскинувшуюся у его подножия деревушку, где в свое время нас накормили, где нам предоставили кров и дали выносливых зебу. Я вспомнил молодого Оратора, загадавшего мне загадку. Также я вспомнил страх и ненависть Йонга, думая о том, какие демонические заклятия могут встретить нас, шестьсот человек, которых, конечно же, никто здесь не ждет.
Но выбора у нас не было, и я отправился вперед в сопровождении Свальбарда и Курти, ломая голову над тем, какие слова помогут нам безопасно миновать эти места.
Однако, как оказалось, в словах не было необходимости. Если в первый раз храм предстал перед нами темным и зловещим, то сейчас он был расцвечен яркими огнями, и из него доносилась приятная музыка. Широкая каменная лестница, украшенная изваяниями сказочных чудовищ, вела вверх, к каменным воротам. После резкого замечания Йонга, сказавшего, что он ненавидит этих крестьян, храм и в особенности тех, кто, услышав «нашептывания какого-то оловянного божка, возомнили, что их приняли в его ублюдочную семью», я должен бы испытывать страх и благоговейный трепет. Я также вспомнил рассказ кейтянина про то, как его с тремя товарищами, раненных, не пустил в деревню отец нынешнего Оратора.
При моем приближении ворота распахнулись, и я понял, что они сделаны не из камня, так как в этом случае они не могли бы двигаться так плавно и легко. Мне навстречу вышел мужчина, рослый и широкоплечий, но уже в годах, с бородой и волосами по пояс, еще не тронутыми сединой, развевающимися на ветру подобно черному шелку. Его лицо показалось мне знакомым, но я прогнал эту мысль как невозможную.
— Нумантиец, прошу тебя и твоих солдат пожаловать в гости.
Я вежливо поклонился.
— Благодарю вас, но речь идет не о нас троих. За нами следуют...
— Знаю. Я сосчитал вас, когда вы переходили через ледник. Если я не ошибаюсь, пятьсот девяносто три человека: воины, женщины и ребенок.
— Совершенно точно, — подтвердил я, с трудом скрывая изумление. — Мы с радостью принимаем ваше приглашение. Мы просим только позволения переночевать у вас, а также, если можно, выделить нам какое-нибудь место для того, чтобы приготовить еду. С первыми лучами солнца мы тронемся дальше и не станем никого обременять своим присутствием.
— Я пригласил вас к себе в гости, а плох тот хозяин, кто не готов накормить своих гостей. Зовите остальных.
Я кивнул Курти, и тот, отсалютовав, быстро сбежал вниз по лестнице. Рослый старик посмотрел на меня и на Свальбарда.
— Кажется, у твоего товарища есть определенные подозрения насчет моих намерений, хотя трудно представить, как один человек сможет навредить такому большому количеству солдат. Разве не так, силач Свальбард?
Великан, испуганно вздрогнув, все же совладал с собой.
— Для чародея это не составит никакого труда, а вы точно колдун, раз вам известно мое имя и все такое.
Мужчина склонил голову.
— Возможно, ты прав. Если бы я действительно был магом. Если хотите, можете расставить часовых, а те двое из вас, стремящиеся познать тайны магии, хотя и не достигшие пока что впечатляющих результатов, вольны прочесть любые заклинания, какие сочтут нужными. Я ничего не имею против.
— Лично я не вижу смысла выставлять часовых, — сказал я. — Вы чародей, в этом нет сомнений, и раз наши колдуны для вас не более чем несмышленые ученики, мы все равно в вашей власти. По мне, пусть лучше все мои солдаты будут укрыты от непогоды. Если у вас есть в отношении нас недобрые намерения, по крайней мере, мы умрем вместе. И в тепле.
Разумеется, я не собирался всецело отдаваться во власть этого человека, но не было причин не попытаться убедить его, что я ослабил бдительность.
— Я польщен твоим доверием, — сказал мужчина. — Тебе и твоим людям будет здесь тепло и сухо. Пожалуйста, заходите.
— Благодарю вас, — сказал я, снова склоняя голову. — Я первый трибун Дамастес а'Симабу, генерал армии...
— Я знаю, кто ты такой, — остановил меня мужчина. — И я знаю, в какой армии ты служишь. Я все знаю. Прошу всех в гости.
Я понял, что он не собирается представляться. Посмотрев вверх, я увидел своих людей, спускающихся по склону горы, — не армию, а жалкие остатки. Не испытывая ни тени страха, я вошел в храм. Проходя мимо створок ворот, я их ощупал: они были вытесаны из цельной каменной глыбы.
Храм оказался еще просторнее, чем я предполагал. Он уходил на много ярусов под землю: каменная лестница, извиваясь, вела все ниже и ниже. Некоторые ярусы состояли из одних крошечных одиночных келий — числом больше нескольких тысяч. В них нам и предложили разместиться. В каждой келье было по масляному светильнику и соломенному матрасу. Все помещения сверкали безукоризненной чистотой, но воздух был спертый, что говорило о том, что они давно не использовались.
— Эти кельи предназначались для монахов? — спросил я мужчину.
— Можешь называть их так, — сказал он.
— И сколько их сейчас живет здесь? Улыбнувшись, наш таинственный хозяин промолчал.
Затем он предложил моим людям оставить вещи и снаряжение в своих кельях — если они, конечно, не боятся — и спуститься еще на один ярус вниз. Там будут две двери. Мужчинам предстоит пройти в левую, а нашим немногочисленным женщинам — в правую. Он добавил, что у чистого человека аппетит разыгрывается еще сильнее.
Помещения на нижнем ярусе оказались просторными. Казалось, высокие своды были высечены в каменной тверди. Мы побросали свою одежду и вошли в большой зал с каменными ваннами глубиной четыре фута и двадцать футов в поперечнике. Обнаженный, я ощутил, как горит моя кожа, как бывало всегда, когда я попадал в помещение, пробыв много времени на открытом воздухе. Погрузившись в ванну, я отдался бурлящей воде, горячей, но не обжигающей. Мыла не было — только куски пемзы, чтобы оттирать въевшуюся грязь.