— Хорошо, — кивнул Даннерман. — Что со стеной? Чудик задумался.
— Террористы повредили наши системы.
— Всю правду! — бросила Пэт. — Вы обещали!
— Но это и есть вся правда, — удивился Чудик. — Хотите знать детали? Приблизительно, э-э… девятнадцать дней назад хоршам удалось переправить на нашу базу оружие; с тех пор идет сражение. Все их атаки отбиты, но они перебрасывают новые силы и вновь атакуют. Имеется много повреждений, прервана связь с Руководителями.
— Кто побеждает? Опять задержка с ответом.
— Не знаю, — признался Чудик. — Я не сомневаюсь, что в конце концов Возлюбленные Руководители возьмут верх, но, как сказал однажды ваш мудрец Джон Мейнард Кейнс вашему президенту Франклину Делано Рузвельту — это показывали в документальной передаче, когда я был еще на «Старлабе», — проблема с «в конце концов» состоит в том, что в конце концов мы все умрем.
— Рад, что вы сохранили чувство юмора, — язвительно заметил Даннерман. — Удивительно только, что оно у вас есть. Подробнее!
— Больше мне ничего не известно. Многие наши погибли, часть оборудования уничтожена. Теперь ваша очередь. Есть ли ошибки во втором обращении?
Даннерман неохотно уступил.
— По-моему, нет. Ничего существенного. — Он повернулся к остальным. — Вы что-нибудь заметили?
Никто ничего не заметил.
— Хорошо, — серьезным тоном сказал Чудик. — Касательно ваших комментариев по Эсхатону…
Если бы Пэтси была благоразумной — если бы все три Пэт оказались благоразумными, — возможно, им удалось бы вытянуть из Чудика больше информации. Но благоразумными они не были. Пэт и Пэтрис горели желанием поговорить не меньше, чем Пэтси.
— Мы слышали об этом в школе на уроке истории науки. Профессор…
— Доктор Мукарти… — подсказала Пэтрис.
— Да, именно. Он рассказывал нам об одном ученом, который жил в конце прошлого века и утверждал то же самое. Только он не называл это Эсхатоном.
Пэтси подняла руку, распираемая нетерпением и возбуждением.
— «Точка Омега»!
Пэт благодарно кивнула ей.
— Как хорошо, что ты это вспомнила! В общем, все то же самое — Вселенная расширяется, Вселенная сжимается, Большое сжатие, все возрождается…
Воспоминания на этом закончились, и они замолчали.
— Его имя, — настаивал Чудик. — Как звали ученого? Пэт задумчиво нахмурилась:
— Тинкер?
Пэтрис и Пэтси переглянулись.
— Может быть, Допплер? Что-то вроде… — Пэтси покачала головой.
— Неудовлетворительно, — пожаловался Чудик. — Теперь мне придется вести поиск информации через примитивное оборудование «Старлаба». Что еще вы можете добавить?
Они снова переглянулись.
— Ничего, — сказала Пэт.
— Только то, что рассказывал доктор Мукарти, — сказала Пэтрис. — По его словам, это пример того, на чем трогаются рассудком большинство космологов.
— Информация бесполезна, — заявил Чудик.
— Почему же? — возразил Даннерман. — Теперь вы знаете, что он был космологом; это поможет вести поиск. А теперь давайте поговорим…
Никто так и не узнал, о чем еще собирался поговорить Даннерман. Пол покачнулся, стены снова вспыхнули, а его слова утонули в гуле отдаленного грома.
На этот раз все продолжалось дольше. Чудик тихонько скулил. Пэтси, надеясь, что стены опять станут прозрачными, не мигая, смотрела перед собой. Ее ожидания не оправдались. После нескольких изменений цвета вокруг них вновь засияли зеркала. Она повернулась, но увидела лишь исчезающий в стене хвост Чудика.
— Черт бы его побрал, — с чувством сказала Пэт. Розалина проявила больше чуткости.
— Он напуган, и я его не виню. Возможно, если бы мы знали то, что известно Чудику, то тоже были бы напуганы.
— Мне и так страшно, Рози, — пробормотала Пэт. — Ну, что мы узнали новенького?
Чертовски мало, подумала Пэтси. Она краем уха слышала, как остальные пытались сложить вместе те кусочки информации, которыми поделился Чудик. Цельной картины не получалось. Итак, дела еще хуже, чем они ожидали, но что это за новость?
Пэтси скорчила рожу своему отражению в зеркальной стене, чувствуя, как ее переполняет обида и горечь. В какой-то момент ей напомнили, что когда-то у нее была другая жизнь, в которой ее никто не считал беспомощной пешкой, в которой она была человеком с положением и делала важную работу. Боже, она была высококвалифицированным ученым!.. Пришло время реагировать, сказала себе Пэтси. Хватит быть пассивной, пора перейти к действиям…
Проблема заключалась только в том, что она не знала, какие продуктивные действия можно предпринять.
Пэтси посмотрела на других. Даннерман по крайней мере делает что-то, хотя бы заставляет остальных вспомнить, порыться в памяти. Может, так его учили допрашивать свидетелей? Но какой во всем этом смысл? Какая разница, что они узнают, если сделать все равно ничего нельзя?
Резкий, пронзительный звук прервал ее размышления. Остальные тоже прислушались. Никто прежде не слышал такого звука, и понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он исходит из шлема.
— Что за черт? — пробормотал Даннерман.
— Думаю, он хочет, чтобы его надели, — сказала Пэтрис.
— Вы уверены? — занервничал Джимми Лин. — А мне кажется, он испортился. Опасно…
— Перестаньте, — раздраженно сказала Пэт и, подняв шлем, надела его на голову.
В следующую секунду она ахнула:
— Эй! Это же хорш! Он пытается что-то сказать мне!
Что бы там ни видела Пэт, это длилось недолго. Немногим более минуты или двух; когда она сняла шлем, ее лицо выражало изумление и растерянность. Не говоря ни слова, Пэт передала устройство Пэтрис. Правда, не без борьбы — Мартин уже протянул к нему руки, но Пэт оттолкнула его. Все правильно, сказала себе Пэтси; по крайней мере они снова придерживаются алфавитного порядка. Она приняла шлем у Пэтрис, заметив на ее лице то же, что и у Пэт, выражение неуверенности.
Пэт сказала правду: это действительно был хорш, и он смотрел на Пэтси. В то же время он совсем не походил на того хорша, каким его представлял полковник Дювалье. Ни устрашающего оружия, ни защитного костюма, вообще ничего зловещего. Тем не менее это был хорш, и как ему удалось добраться до устройства, можно было только догадываться.
Впрочем, времени на догадки не оставалось.
Хорш не говорил. Он жестикулировал — обеими руками и длинной, гибкой шеей, — указывая куда-то в угол, где почти сразу появилось изображение. Перед Пэтси была улица города; города, подобного которому она никогда не видела. Сама улица вовсе не была участком твердой поверхности. Что-то похожее на движущуюся полосу жидкого металла, где пританцовывали огромные многоцветные стрекозы, то и дело поднимавшиеся в воздух и влетавшие в двери высоких зданий. Дома — светло-серые, золотистые, розовые — достигали (как показалось Пэтси) десяти-двенадцати этажей. Все это она увидела в первую секунду и рассмотреть детали не успела. Камера словно взлетела в небо, и улица упала далеко вниз. А камера все поднималась и поднималась, пока не вышла за пределы атмосферы, и ее объектив не охватил уже всю планету, голубую с пятнами белого.