— Я тоже, — спокойно ответила она. — Скажи, Робин, правда ли, что лихорадка возникает от каких-то мозговых излучений хичи?
— Похоже, правда. Альберт утверждает, что это электромагнитное излучение, но это все, что мне известно. — Я гладил вены на тыльной стороне ее руки, и она беспокойно шевельнулась. Но только от шеи и выше.
— У меня какие-то плохие предчувствия насчет хичи, Робин.
— Весьма разумно. И думаю, слишком мягко сказано. Я так, например, просто страшно боюсь. — Кстати, это было чистейшей правдой, я даже дрожал.
В углу экрана начал мигать маленький желтый огонек.
— Кто-то хочет поговорить с тобой, Робин.
— Подождут. Сейчас я разговариваю с женщиной, которую люблю.
— Спасибо. Робин, если ты боишься хичи, как же ты будешь действовать дальше?
— Милая, а какой у меня выбор? Пятьдесят дней разрыва во времени. То, что мы только что услышали, древняя история, это было двадцать пять дней назад. Если я прикажу прекратить экспедицию и возвращаться, они получат распоряжение только через двадцать пять дней.
— Конечно. Но ты ведь можешь ее прекратить?
Я не ответил. Чувствовал я себя очень странно — слегка испуганно, а главное, непривычно.
— А что, если мы не понравимся хичи, Робин? — спросила она.
Прекрасный вопрос! Я задавал его себе с того самого дня, как впервые подумал о возможности сесть в корабль хичи и отправиться исследовать эту загадку самому. Что, если мы встретим хичи и не понравимся им? Что, если они раздавят нас, как мух, поработят, будут ставить на нас людоедские эксперименты? Или просто проигнорируют нас?
Глядя на желтую точку, которая начала медленно пульсировать, я попытался успокоить ее:
— Вероятность, что они действительно причинят нам вред, очень маленькая.
— Не нужно меня успокаивать! — сказала Эсси явно раздраженно. Что-то отразилось на ее мониторах, потому что сестра снова заглянула, нерешительно постояла у входа и вышла.
— Эсси, ставки слишком велики. Помнишь прошлый год в Калькутте? — напомнил я. Мы тогда поехали на один из ее семинаров и уехали раньше времени, потому что не могли выносить зрелища жалкого города с двумястами тысячами нищих.
Она посмотрела на меня и хмуро ответила:
— Да, я знаю, голод. Но голод существовал всегда, Робин.
— Только не такой! И не такой, какой начнется скоро, если мы не предотвратим его! Мир расползается по швам. Альберт говорит...
Я остановился. Мне не хотелось повторять ей слова Альберта. Сибирь уже лишена возможности воспроизводить продовольствие, ее бедная земля от истощения превратилась в пустыню Гоби. Плодородный слой на американском Среднем Западе сведен до нескольких дюймов, и даже пищевые шахты работают с перенапряжением, чтобы удовлетворить запросы населения. Альберт сказал, что в нашем распоряжении не больше десяти лет.
Сигнальный огонек стал красным и быстро-быстро замигал, но я не хотел, чтобы нам мешали.
— Эсси, — сказал я, — если мы сумеем заставить работать Пищевую фабрику, мы принесем пищу CHON голодающим, а это значит навсегда избавить землян от голода. И это только начало. Если мы научимся строить корабли хичи, поймем, как их эксплуатировать, — мы сможем колонизировать новые планеты. Много планет, и большие по размерам, чем эта. С технологией хичи мы все астероиды Системы сумеем превратить во Врата. Построим космические поселения. Преобразуем планеты. Сможем создать настоящий рай для населения, в миллионы раз большего, чем Земля, и на многие миллионы лет!
Я остановился, потому что понял, что заговорился. Меня охватила печаль, беспокойство и почему-то еще и похотливость. И по выражению лица Эсси я видел, что она испытывает нечто подобное.
— Это очень хорошие причины, Робин, — начала она и смолкла. Сигнальный огонь стал рубиново-красным, он вибрировал, как пульсар, потом погас, и на экране появилось встревоженное лицо Альберта. Я не знал, что он вообще может образоваться без вызова.
— Робин! — встревожено воскликнул он. — Новое лихорадочное излучение!
Я резко поднялся и понял, что у меня дрожат колени.
— Но сейчас ведь не время! — глупо возразил я.
— Это уже произошло, Робин, и как-то странно произошло. Оно достигло максимума, сейчас посмотрим, да, около ста секунд назад. Мне кажется... да, — он кивнул, как бы прислушиваясь к далекому голосу, — оно снижается.
И действительно, я чувствовал себя менее странно. Никогда раньше приступ не был таким коротким и непонятным. Очевидно, кто-то другой экспериментировал с кушеткой.
— Альберт, — сказал я, — пошлите срочное сообщение на Пищевую фабрику. «Прекратите немедленно, повторяю, немедленно использование кушетки с любой целью. Размонтируйте ее, если это можно сделать без невосполнимого ущерба для здоровья землян. Если это распоряжение будет нарушено, вы лишаетесь всех выплат и премий». Записал?
— Сообщение уже отправлено, Робин, — ответил он и исчез.
Мы с Эсси посмотрели друг на друга.
— Но ты не приказал им свернуть экспедицию и возвращаться, — сказала она наконец.
— Это ничего не изменит, — пожав плечами, ответил я.
— Да, — охотно согласилась она. — Главное, что ты мне рассказал, для чего все это делается, Робин. А нет ли других причин?
Я не ответил. Я понимал, что Эсси думает о том, почему я так стремлюсь исследовать пространство хичи, невзирая на лихорадку и другие опасности. Она знала, что у моей причины есть имя, и это имя — Джель-Клара Мойнлин. И я иногда думал, что она не ошибается.
Где бы ни оказалась на корабле Ларви, она всегда наблюдала на экране лишь грязную серую пелену. Ничего интересного или хотя бы знакомого не было видно, но так с ней случалось и раньше, во время прошлых полетов.
Они в одиночестве летели к Небу хичи. Вселенная вокруг опустела, осталась только серая пелена. Они как будто сами стали частью Вселенной. Даже во время долгого полета к Пищевой фабрике участники экспедиции никогда не чувствовали себя такими покинутыми.
Тогда на экране виднелись звезды и даже планеты. Здесь же, в тау-пространстве, в котором корабли хичи просверливают свои туннели, нет ничего. Ларви видела эту мглистость во время своих полетов с Врат, и воспоминания о них совсем не были приятны.
Этот корабль был гораздо вместительнее тех, что ей знакомы. Самое большое судно на Вратах могло вместить не больше пяти человек, этот — не меньше двадцати. В нем оказалось восемь отдельных помещений. Три грузовые, которые, как пояснил Вэн, автоматически заполняются продукцией Пищевой фабрики, пока корабль находится на погрузке в доке. Два кажутся жилыми каютами, но не для людей. Если «койки», которые откатываются от стен, действительно койки, то для людей они слишком малы. Одну из этих кают занимал Вэн, он предложил разделить ее с Джанин. Ларви запретила, и он недовольно сдался. После этого они разместились по половому признаку: мальчики в одной каюте, девочки в другой.