– Нет, я буду общаться только с вами. Вот адрес, жду в полдень. – Себастьян махнул рукой и удалился.
Ирка подпрыгнула, но до потолка не достала, после чего побежала искать Нику с братом.
В комнате было полутемно. Тяжелые драпированные шторы закрывали большие окна, свет давали только три зажженные свечи, стоявшие на антикварном столике в бронзовом канделябре. Массивное кресло, покрытое леопардовой шкурой, было занято хозяином, Ирка же расположилась напротив, на мягком пуфике. Вот уже час, как она общалась с Себастьяном и находила это общение чертовски приятным.
Хозяин, а именно в его доме проходила встреча, не походил на того павлина, каким он обычно представал перед публикой, – не было на нем ни розовых штанишек, ни переливающегося пиджака, глаза не были подкрашены. Себастьян показался Ирке обычным скромным парнем в темных джинсах и футболке. И не таким сногсшибательным без обычного антуража и макияжа. Она даже разглядела над его бровью маленький шрам.
На ее вопросы он уже ответил, фото отдал, и она ждала, что ее вот-вот попросят на выход, но хозяин не торопился выпроваживать гостью.
– Расскажите немного о себе, – предложил он вдруг.
– Тоже мне тема! – хмыкнула Ирка. – История моей жизни банальна и скучна.
– Бросьте.
– Клянусь. Однако благодаря вам она может измениться. Скажите, почему вы согласились?
– Я уже объяснил.
– Вам стало меня жалко?
– Скорее я вам посочувствовал, вы в жалости не нуждаетесь. И потом, вы мне понравились.
– Как человек?
– Нет, – он немного подался вперед, – как женщина.
– В смысле…
– Какой еще может быть смысл в моих словах? Вы красивы и сексуальны. Хотя большинство мужчин любит грудастых блондинок, лично я отдаю предпочтение таким, как вы.
– Вы что же, переспать со мной хотите? – Ирка от растерянности не знала, куда глаза деть.
– Конечно, но если вы не против.
– А вы не… ну…
– Что?
– Вы не гей?
– Я? – И он разразился таким громким хохотом, что заколыхалось пламя свечей.
…Себастьян родился во Франции, и имя ему дали в честь католического святого. Его родители были цирковыми артистами, гастролировавшими с труппой по Европе. Папа – воздушный гимнаст, мама, вообще-то, тоже, но из-за беременности ей пришлось переквалифицироваться в ассистентки фокусника. Франции Себастьян не запомнил, конечно, потому что труппа вернулась в Россию через три месяца после его рождения.
В четыре года он начал выступать с родителями, а до того кочевал из города в город со всей труппой на правах манежного талисмана. Все цирковые любили его и считали приносящим удачу из-за того, что он родился и рос, не покидая шатра-шапито. Себастьян мечтал подняться вместе с отцом и матерью под самый купол, но его оставляли между землей и небом, пока не подрастет. Обычно номер они начинали втроем, но, сделав несколько сальто, мальчик покидал манеж и возбужденно следил из-за кулис, как трапеция взмывает вверх и его родители крутятся и порхают под куполом цирка. Именно из-за кулис Себастьян и наблюдал их гибель. Родители разбились у него на глазах, сорвавшись с высоты (они доверяли друг другу настолько, что работали без страховки) и упав на покрытый красным ковром манеж.
С тех пор мальчик возненавидел цирк и стал панически бояться высоты.
Когда Себастьян стал звездой, не затухали споры о том, где он рос и мужал. Одни утверждали, что всю жизнь он провел во Франции, другие – что в Испании, третьи говорили, что он сын султана Брунея и его русской наложницы. Все они ошибались. С шести лет и до двадцати трех он прожил в московском районе Тушино в крохотной квартирке вместе с бабушкой. В детстве никто не назвал бы его красивым – мальчик был лопоух, худ, малоросл, к тому же всегда неважно одет. В третьем классе он сидел два года, а в шестом его поставили на учет у невропатолога.
Бабушку Полину он обожал, еще любил их кошку Мурку, всех же остальных людей и животных ненавидел. Особенно не нравились ему клоуны и учителя – и тех, и других он еще и боялся. В школу он ходил, только чтобы не расстраивать бабушку, ибо окружающие его ребята, вкупе с молодой преподавательницей, вызывали в нем такое отвращение, что он насилу сдерживался, чтобы не наброситься на кого-нибудь из них. Первой, кто заметил его скрытую агрессию, была школьная уборщица, поймавшая его на порче чужого добра – Себастьян с явным удовольствием разрезал на куски куртку одного из одноклассников. Его наказали, бабушку обязали выплатить пострадавшему компенсацию. Мальчик после этого вел себя тихо и незаметно, но учителя, запомнив лопоухого циркача, теперь начали замечать, что он, когда думает, что его никто не видит, смотрит на окружающих с таким отвращением, будто перед ним не люди, а мерзкие личинки. К пятому классу Себастьян уже не мог сдерживаться, он набрасывался на одноклассников по поводу и без, поэтому директор был вынужден отвести ученика к психиатру. Врач нашел у Себастьяна такое количество фобий, что не знал, с чего начать лечение.
Бабушка недоумевала, как такой ласковый и примерный внук может быть столь злым и жестоким. Себастьян и сам не мог объяснить своих действий, дома он был в гармонии с собой, но стоило ему покинуть квартиру, как всюду ему виделась угроза. Врач объяснял это душевной травмой, полученной в детстве (что и говорить, не каждый собственными глазами видел, как погибают его родители), но вылечить мальчика до конца не смог.
В пятнадцать Себастьян уже мог себя контролировать, у него даже завелись приятели и любимая преподавательница. Учился он по-прежнему плохо, но не из-за неспособности к наукам, а из-за рассеянности и привычки уходить в себя. Восемь классов он окончил с горем пополам, после чего пошел работать на стройку. Бабушка пыталась уговорить внука получить хотя бы среднее образование, но Себастьян искренне не понимал, зачем это нужно. Он не собирался становиться ни врачом, ни инженером, ни даже слесарем. Единственным его призванием был цирк, но цирк он проклял, так что какая разница, кем работать.
На стройке поначалу юноша был подмастерьем, а чаще таскал мужикам из магазина водку. В восемнадцать его забрали в армию, но комиссовали через год, и он вернулся на стройку. В двадцать лет Себастьян был высоким и фигуристым парнем, тело его покрылось загаром, волосы выгорели до пшеничного цвета. В красавца он, конечно, не превратился, но теперь на него начали обращать внимание девушки. Ко всему прочему общение с разбитными работягами пошло ему на пользу: теперь он не выходил из себя по пустякам, не испытывал ненависти ко всему свету и даже иногда улыбался. В двадцать один он стал каменщиком и с удивлением обнаружил, что ему нравится его занятие: никто не мешает думать и результат труда виден сразу. В том же возрасте он впервые открыл для себя секс. Произошло это довольно обыденно – в подсобке, на грязных фуфайках, его соблазнила крановщица. Занятие ему понравилось, крановщица – нет: толстая, грудастая, пахнущая потом. Себастьян и не знал, что она от него тоже была не в восторге, просто мужики попросили ее лишить парня девственности, что она и сделала по дружбе и доброте душевной.