Веспасиан похлопал по плечу последнего бойца.
— Карауль этих… Макрон!
— Да, командир?
— Давай за Миницием.
— С удовольствием!
Оттолкнув пиратов с дороги, Макрон припустил к дальней лестнице, взбежал по деревянным ступеням и пропал из вида.
— Катон, со мной!
С мечом наготове Веспасиан приблизился к двери, из-за которой за миг до того появился Миниций. Катон, следовавший вплотную за ним, через плечо префекта заглянул в большую комнату. В дальнем углу у длинного стола находились Телемах с сыном. У ног Аякса на коленях стоял со связанными руками трибун Вителлий, его голова была отдернута назад, к горлу сын пиратского вождя приставил острый кривой клинок.
Сопровождаемый Катоном Веспасиан медленно вошел в комнату.
— Ни с места! — предостерег Телемах. — Еще один шаг, и ваш трибун умрет!
Взглянув на Веспасиана, Катон приметил насмешливый блеск в его глазах, прежде чем префект ответил:
— Как я понимаю, ты хочешь поторговаться?
Телемах кивнул.
— Жизнь твоего трибуна за две: моего сына и мою.
— Правда? По-моему, ты ошибаешься, принимая меня за того, кто даст хоть что-то за этого трибуна.
Телемах нахмурился.
— Я не шучу. Убью, не задумываясь.
— Да кто бы возражал. Он ведь изменник.
На миг все замерли. Телемах сузил глаза, пытаясь сообразить, не блефует ли префект, потом, положив руку на плечо сына, сказал:
— Ну-ка, пусти ему немного крови.
Аякс с усмешкой слегка провел лезвием по шее трибуна, и тот взвыл: вниз потекла тонкая струйка крови.
— В следующий раз ему конец, — предупредил Телемах.
Веспасиан опустил щит на пол и, опершись на него, спокойно сказал:
— Давай, не тяни. Кончай его.
Вителлий воззрился на префекта в смертельном ужасе.
— Во имя милосердия… — сдавленно прохрипел он.
Веспасиан слегка пожал плечами.
— Извини, трибун. Я бы и рад тебе помочь. Но ты ведь знаешь правила: никаких переговоров с пиратами. И потом, я ведь не тебя спасать сюда явился. Я явился за тем же, что и ты.
— Ублюдок… — прошипел Вителлий.
Телемах наконец понял, что жизнь заложника для префекта ничего не стоит, схватил со стола флягу с ламповым маслом и швырнул ее в горящую жаровню. Фляга, ударившись об решетку, разбилась вдребезги, масло с шипением пролилось в огонь, тут же полыхнувший выше и ярче. Остальные непроизвольно отпрянули от повеявшего на них жара, а Телемах, открыв шкатулку, схватил свитки и, сделав три быстрых шага к огню, поднял их над ним и повернулся к Веспасиану.
— Ладно, тогда давай так — свитки за наши жизни. — Веспасиан шагнул вперед, и Телемах подался ближе к огню. — Мне так долго не выдержать, римлянин. Еще раз говорю: свитки за наши жизни. Ты нас отпустишь. Или сейчас же даешь мне слово, или свитки сгорят!
Веспасиан сжал пальцами край щита.
— Я не могу тебя отпустить.
— Тогда ты упустишь свитки! — Телемах скривился, ибо огонь лизнул ему руку. — Последняя возможность, римлянин.
Катон переводил взгляд с одного из них на другого и видел, что оба были полностью сосредоточены на своем. Сначала ему трудно было поверить, что Веспасиан вдруг оказался столь безрассудным, но потом его осенило. Если свитки сгорят, а Вителлий погибнет, то и всю вину можно будет возложить на покойника. У него на руках имеется письмо Вителлия с изложением его планов. А вот он, Катон, при таком раскладе будет обречен, как только Нарцисс узнает об уничтожении свитков. Да и Макрон, несомненно, разделит его судьбу.
Катон выступил вперед.
— Подожди! — Телемах и Веспасиан повернулись к нему. Он торопливо продолжил: — Свитки в обмен на жизнь твоего сына.
— Я на это не пойду, — процедил Веспасиан сквозь сжатые зубы.
— Командир, для тебя это единственный способ заполучить и свитки, и Телемаха…
— Мой сын… — промолвил пиратский вожак, размышляя вслух, и покосился на Аякса. Катон понял, что не ошибся: слабым местом сурового морского разбойника была отцовская любовь. Взгляд Телемаха переместился к Веспасиану.
— Ну? Свитки за сына?
Веспасиан смотрел на него молча, холодными, безжалостными глазами. Аякс повернулся к отцу.
— Не надо! Я не хочу, отец! Не делай этого!
— Тихо! — шикнул на него Телемах. — Ну, римлянин?
Веспасиан посмотрел на свитки и молча кивнул.
— Слово, римлянин. Дай мне слово!
— Даю тебе слово…
— Аххх! — застонав от боли, Телемах убрал обожженные руки от огня и уронил свитки на пол.
— Забери! — приказал Веспасиан Катону. Тот подался вперед, подхватил свитки и попятился.
Телемах махнул сыну рукой.
— Отпусти трибуна. Разрежь веревки и отпусти.
Аякс взирал на отца в ужасе, клинок в его руке дрожал. Потом он опустил взгляд, полный горечи и ненависти, на Вителлия, и на миг Катону показалось, что юнец сейчас полоснет трибуна по горлу, но тот наклонился… и перерезал веревки на запястьях. Как только путы упали, Вителлий откатился к римлянам, уже на безопасном расстоянии от пиратов поднялся на ноги и, тяжело дыша, повернулся к Веспасиану.
— Я не забуду, — тихо промолвил он. — Пока живу, не забуду.
— Я тоже, — слегка улыбнулся в ответ Веспасиан. — Об упущенной возможности.
Катон отвел глаза от обоих аристократов; в помещении ощущалось такое опасное напряжение, что ему хотелось сделаться как можно менее заметным. Прижимая свитки к груди, он перевел взгляд на пиратов. После недолгого замешательства Телемах шагнул к сыну и обнял его за плечи. Аякс смотрел на отца — подавленный, растерянный, с глазами, полными поблескивающих слез. Выронив нож, он обнял принесшего себя в жертву ради него отца со всей горечью отчаяния и, взвыв, словно дикий зверь, содрогаясь от рыданий, уткнулся ему в плечо.
…Поднявшись к люку, ведущему на крышу, Макрон опасливо проскользнул в него и быстро огляделся, держа меч наготове, чтобы нанести удар при первом признаке опасности. Но на площадке смотровой башни находился только один человек: смотревший на него из дальнего угла с вымученной улыбкой Миниций.
— Макрон, я надеялся, что это будешь ты.
— Правда? — Держа меч перед собой, Макрон двинулся к предателю.
— Да. Видишь ли, времени у меня немного…
— Врешь! — отрезал Макрон. — Время для тебя уже ничего не значит. Ты мертвец!
— Погоди! — Миниций поднял руку. Пальцы его сжимали ремень кожаной сумы. — Тут огромное богатство. Золото, драгоценные камни. Все твое!