Вначале Враль шел быстро, но шагов через двести шаг свой замедлил. Несколько раз останавливался и присматривался к деревьям вдоль дороги.
Сквозь снег, лежащий на деревьях и кустах, рассмотреть что-либо в глубине, да еще когда солнце только-только начало добираться своими лучами до поверхности дороги, было очень трудно.
А Хорек, когда лежал в засаде, боялся, что его заметят. Как же, заметят…Тут хоть тысячу спрячь – никто и не заметит.
Враль присел у самого края дороги, рассматривая что-то, пригибаясь, вернулся к Хорьку.
– Значит, слушай и запоминай. Скажешь Рыку, что тут до рассвета людно было. Конные прошли – десятка два. За ними – не вместе, а попозжее – двое саней. Сани не гружены. Запомнил?
Хорек кивнул.
– И еще скажи, что возле двора постоялого кто-то есть – вроде как конь ржал. И птицы переполошены. Кто у двора нас ждет – не знаю, туда пройдусь и вернусь вот на это самое место. Передай.
– Передам, – не чувствуя под собой ног и не оглядываясь, Хорек припустил навстречу ватаге.
Выскочив из-за поворота, переполошил лошадь – та всхрапнула, запрокидывая голову да шарахаясь в сторону, но Рык, натянув поводья, удержал ее.
– Та-ак… – выслушав Хорька протянул Рык. – Сани – понятно. Два десятка конных? Поди тут разберись…
Рык махнул рукой, созывая ватагу, пересказал им то, что говорил Хорек.
– Засада? – высказал предположение Дылда. – В кусты?
– Нас там должны посланцы князя дожидаться, – напомнил Полоз. – Чего переполошились? А конные… Конные пошли к заставе, мало ли что? Или на Перевоз.
– Может, и так, – покивал в задумчивости Рык. – А может и эдак…
– Возвращаться не будем? – спросил Полоз.
– Нет.
– В кусты тоже не будем прятаться, – уже утвердительно произнес Полоз.
– Не будем.
– Поехали тогда. Заика, ты самострел приготовь, Дылда, Дед – луки готовьте, – Полоз скинул тулуп, потащил с саней кольчугу, натужно сопя, натянул ее на себя поверх стеганой куртки. – Чего уставились? Самим непонятно?
– Давайте быстрее, – кивнул Рык, но сам кольчугу надевать не стал, ждал молча, пока остальные приготовятся.
– Тетиву мне натяни на лук, – приказал Дед Дылде. – Ты скотина здоровая, а у меня уже годы не те, чтобы жилу тянуть.
– Тогда поближе подходи, как дело начнется, чтоб не надорваться, когда стреляешь, – посоветовал Дылда. – Шагов так на десять. Тогда точно дострельнешь…
– Язык себе знаешь куда засунь… – сказал Дед. – Молод ты еще мне советовать. Ты еще сиську мамкину сосал, когда я…
– Быстрее, – повторил Рык, взяв в руки вожжи.
Обоз тронулся.
Хорек шел рядом с санями, вытащив из-под шкур свой меч – тот самый, что добыл в засаде.
– Не маши железякой, – буркнул Дед. – Пусть лежит в санях, успеешь взять. Иди себе спокойно. Ты свой кинжал куда дел, бестолочь?
– Так Кривой выбросил…
– И правильно сделал Кривой. Знаешь, что тебе полагалось за кинжал в городе? Знаешь?
Хорек промолчал.
– Не знаешь… Все думаешь, малец, простят… Не простят. В лучшем случае – в лучшем, понял? – тебе руки бы переломали. В худшем – если бы ты того дружинника таки ткнул, – висеть бы тебе на стене над воротами другим в науку. Так нету кинжала?
– Нету! – выкрикнул Хорек.
На него оглянулись.
– А ты не ори! Что ж это такое, последние дни приближаются, каждый норовит на старика голос поднять… – Дед в сердцах бросил лук на шкуры. – Ты к нему по-хорошему, с советом… Вот я помру, кто еще тебя надоумит? Дылда? Рыбья Морда?
– Сам догадаюсь…
– Догадаешься, как же… Видал я таких! На Песчаной косе таких умных полторы тысячи вдоль берега на кольях подыхали. И ни один ведь не сказал, что умный. От боли орали, добить просили…
– А ты? – спросил Хорек.
– А я их на кол как раз и сажал. Единственный раз в жизни оказался на победившей стороне. Один раз, – Дед стащил с правой руки рукавицу, посмотрел на шрам. – В следующем бою меня по голове вдарили, потом связали, потом… Ладно. Так говоришь, нету кинжала?
Хорек тяжело вздохнул, еле сдержавшись, чтобы снова не прикрикнуть на надоевшего Деда.
– Нету… Ну, возьми мой, – Дед протянул Хорьку кинжал рукоятью вперед. – Хорошая штука, крепкая. Знаешь, где его ковали?
– А ты сам?
– А у меня еще есть, – заверил Дед. – И еще вот возьми нож засапожный. В валенок сунь. Не бойсь, не провалится. Чтобы ручки видно не было.
Дед сам засунул Хорьку нож за голенище, потом наклонился к нему, обняв за плечи.
– Долю твою я спрятал под березкой кривой… Над пещерой, помнишь?
Хорек кивнул.
– А мое добро под камнем, прямо перед длинной пещерой. С прожилкой черной, заметный такой. Ты еще сказал, что на задницу похож. Помнишь?
– Помню.
– Вот под задницей все мое добро и лежит. Если я не вернусь – забирай, наследником моим будешь…
Хорек что-то хотел ответить, но в горле запершило, а на глаза навернулись слезы.
– Заберешь, – повторил Дед, пошамкал беззубым ртом и добавил: – А если тебя убьют, то я твою заберу.
– Хорошо, – пробормотал Хорек.
– Что хорошо? – возмутился Дед. – Если убьют – хорошо? Чучело безголовое! Баран пустоголовый! Хорошо ему, видите ли!
Рык цыкнул, и Дед замолчал.
Впереди, не переставая, трещала сорока.
Быстрым шагом подошел Враль.
– Двое саней, четыре человека. С оружием. Луков не видел, но в санях все может быть. В лесу, за деревьями, вроде никого – на первый взгляд. След конных уходит дальше, в лощину, – там я не смотрел, сам понимаешь, – услышал Хорек.
Четверо. Это не страшно. Что такое четверо, если они положили шестерых, не получив даже ранения. Хорек глянул на свою рогатину, лежащую на санях с краю.
Снова в животе холодок.
Это не засада, тут он будет на виду. Тут не получится подставить рогатину бегущему человеку. Тут придется драться. Четверо. Хорек посмотрел на Деда, на то, как уверенно его костлявые пальцы обхватили лук. Стрелу он держал указательным и средним пальцами правой руки.
Дед так стреляет, что ого-го! На сто шагов он попадает в белку. Хорек сам видел. И Дылда тоже хорошо стреляет. А уж Заика… Это, считай, трое погибнут сразу, остается один. Один против девяти…
Хорек приободрился.
Впереди появился постоялый двор, вернее то, что от него осталось: покосившийся обугленный забор, обгоревшие столбы и закопченная труба посреди пожарища торчали из-под снега – словно пальцы сгоревшего великана.