А девятого января нормальные люди приходят в себя после седьмого и готовятся к четырнадцатому.
И он шел вдоль дороги, как требуют правила – по левой стороне. Шел-шел... А потом неожиданно, когда он уже был уверен, что придется идти пешком до самого дома, рядом остановилась машина.
– Добрый вечер! – сказал молодой развязный голос.
– Вечер добрый,– ответил он.
– Не подскажете, куда тут сворачивать к Дачному,– спросил водитель.
– Мне как раз туда.
– Что вы говорите! – удивился водитель.– Садитесь, показывайте.
От водителя явственно тянуло недавно выпитой водкой, садиться к пьяному в машину не стоило по-любому, но было так холодно, дул такой пронизывающий ветер...
Если бы он тогда не сел в машину... Если бы не сел – что бы с ним было через полгода?
Подхватил бы плесень? Нарвался бы на мародеров или попал под пули оцепления?
Мог бы подохнуть от голода, между прочим!
Тогда, сразу после Встречи, наверное, месяца два люди питались чем попало, жрали котов и собак и даже друг друга иногда...
Мародеры двинулись по селам поначалу из-за еды, это потом уже сообразили, что кроме продуктов можно и чего другого найти...
Власть. Силу.
Если бы он не сел в машину...
Но он ведь сел. Сказал еще «спасибо», извинился за грязную обувь. Они и проехать-то успели всего минут семь...
Водитель только-только успел представиться и начал рассказывать о том, что ему позвонили приятели, позвали выпить... Однокурсники.
Потом – вспышка.
А потом – темнота.
Потом...
Потом он многократно думал, что лучше бы та машина не останавливалась, он не соглашался бы в нее сесть... да вообще не писал бы тот роман – не пришлось бы ехать на ночь глядя.
И так же неоднократно пытался ответить – сейчас он бы сел в ту машину, к Младшему? Уже зная, что его ждет, зная об этом бесконечном десятилетии, о крови на своих руках, о необходимости принимать страшные решения, дрожать в ожидании конца света и делать все, чтобы этот конец света приблизить?
Что бы ты сделал сейчас, спрашивал он себя. Махнул бы рукой, указывая машине направление? Просто не поехал бы тогда за город?
И не мог ответить на свой собственный вопрос. Нет, естественно, пару раз он смело говорил, глядя в глаза своему отражению в зеркале, что никогда – никогда – не согласился бы еще раз пройти ни через боль и страх первых шести месяцев, ни через отвращение к самому себе последующих десяти лет...
Лучше уж подохнуть, говорил он своему отражению и видел, что отражение ему не верит.
Он ведь мог уйти в любую минуту. Это ведь не трудно – у него в комнате собралась неплохая коллекция холодного оружия...
В первый год после Встречи он почему-то решил, что теперь может собирать коллекцию своей мечты – оружие, доспехи, книги, драгоценности...
Это потом вдруг понял, что ничего ему не нужно здесь, над Землей.
Мог уйти – и не уходил. Жрал водку – и не мешал металлическим щупальцам электронного доктора оказывать себе помощь.
Так себе, между прочим, помощь. Снятие приступа, не больше.
Он ведь видит, как день ото дня сдает тот старик в зеркале. Что-то есть в воздухе на станции такое... Или наоборот – нету. Не хватает чего-то в воздухе, в свете ламп...
Однажды ему показалось, что эта махина, космическая станция, питается его силами. Его и Младшего.
Они как две батарейки внутри чужого приспособления. И задача, как у обычных батареек, у них очень простая – поддерживать работу этого приспособления. А потом, когда работа будет закончена, их выбросят прочь...
Может быть, даже вместе со всем приспособлением.
Может быть, еще и поэтому он решил помочь тем, внизу, которые надеются, что у них хватит силы, чтобы остановить Завершающую Стадию, которые готовят оружие против Братьев, даже толком не зная, что такое Братья и как будет выглядеть эта самая Завершающая Стадия...
Старший остановился, опершись рукой о стену коридора.
Перевешать бы тех, кто проектировал станцию, уродов, сделавших бесконечными коридоры. Нечем дышать... И снова – сердце.
Успокоиться. Мне всего лишь пятьдесят пять. Я еще даже на пенсию не могу выйти. Подохнуть – могу. А на пенсию – нет.
Старший сел на пол, прислонился спиной к стене.
А что будет, если он сейчас умрет? Что случится с теми, внизу? Не исключено, что они даже не заметят его ухода.
Они ведь даже не знают, кто он на самом деле. Одни думают, что с ними связывается высокопоставленный чиновник, не согласный с политикой государства. Другие полагают, что он – начальник некоей спецслужбы, пытающейся бороться с Братьями...
Майор Ковалев уверен, что с ним поддерживает связь координатор подпольной группы, состоящей из военных и ученых...
Пусть думают.
Начальник спецлагеря думает, что ему поручено готовить группу для удара по настоящему подполью, по подземному Центру. Начальник охраны того же спецлагеря уверен, что его предназначение – эту группу от Центра отвести, перенацелить.
Старший застонал, прижимая руку к груди.
Поди ж ты, ждал, даже звал смерть, а все как-то получилось неожиданно. Даже немного обидно.
В кабинете есть медблок. В спальне есть медблок. А в коридоре медблока нет.
Глупость какая – умереть в ста метрах от медицинской помощи, в глубине самого совершенного агрегата в Солнечной системе.
Если Бог есть, подумал Старший, то он не Любовь. Он – Ирония.
Один из двух самых могущественных людей Земли подохнет под стеной, как обычный бомж.
Старший даже попытался рассмеяться, но вместо этого захрипел.
Вдох – мучительный, раздирающий горло кристаллами боли. Выдох. И снова – вдох.
Как больно дышать! Так больно, что хочется прекратить.
И пусть все дальше идет без него...
Клеев пусть ищет Горенко... Вот удивятся оба, когда встретятся и обнаружат, что на бедного капитана повешено куда больше, чем он на самом деле организовал и подстроил...
Это ведь так просто – совершать нечто, прикрываясь чужим именем.
Жаль, что с Грифом... так и не удалось поговорить, объяснить...
Он бы понял, что сейчас от него зависит... Рассказать, какая сила может подчиниться ему... Рассказать, что только он может остановить ее... Ее!
Все так просто... Если бы Ильин нашел Грифа тогда, сразу... Если бы они тогда сообразили, что Гриф не просто дублер.
Если бы...