– Держиморда! – отчетливо произнесла она. – Дорвался до власти, «народный избранник»! Посыплются теперь зубы выбитые…
И действительно. Сколько тайного смысла заложено в слове «разберемся». Вроде хорошее оно. Свидетельствует о благих намерениях. А у того, кому оно сказано, рождает надежду. Человек, взывающий к справедливости, получает некое неопределенное заверение, что она, справедливость эта, рано или поздно восторжествует. И вот, сидя в вонючей, темной камере, он повторяет про себя: «разберутся, наверное, разберутся». Но, увы. Разбирательство обычно надолго затягивается, а иной раз и вовсе приходит через много лет, когда уже и человека того на свете нет. Тогда говорят: «Реабилитирован… посмертно!» И родственники, возможно, немного поплакав, начинают повторять не без гордости: «нашего-то бедолагу оправдали. Написали: «Невинно пострадал. Жертва режима». Разобрались, одним словом…»
Костя по натуре был человек не злой. И выражение «держиморда» его несколько покоробило. И не только покоробило, а заставило задуматься: а то ли он делает? Правильно ли начинает свое правление? По здравому размышлению: конечно, правильно. Инакомыслие крайне опасно. Вверенный ему народ в массе своей послушен. Но послушание тоже бывает разное. Появится вот такой «пророк» и начнет мутить воду, внушать всякие нелепые мысли… И все пойдет вразнос. Поэтому правильнее всего заранее выявлять подобных смутьянов, изолировать их, а если надо, то и ликвидировать. Конечно, некоторые не понимают, что подобные… э-э… мероприятия делаются ради них же самых. Но что на таких обращать внимание. Одно слово, быдло! Взять хоть эту бабку, которая бросила в лицо столь обидное слово. Кто она такая? Мать известного всему городу пьяницы! Какая от нее социальная польза? Да никакой! Так, небо коптит. А с ней приходится возиться, объяснять… Ведь он, Тимохин, все делает ради ее же пользы. Чтобы жить ей было лучше и веселее. Сынку ее звезданули по башке? Так это для острастки. Чтоб место свое знал.
– Куда его, атаман? – спросил один из казаков, державших под руки Шурика.
– В правление. Там и судить будем.
И несчастного поволокли на суд.
В здании казачьего правления, когда-то давно, еще до революции, находилась москательная лавочка. Торговали в ней клеем, олифой, разными красками и прочей строительной дребеденью. При советской власти здесь последовательно размещалось десятка полтора различных организаций и учреждений, начиная с аптеки и кончая правлением местного отделения Всесоюзного общества слепых. Домишко со временем почти развалился, однако в нем по-прежнему ощущался неистребимый запах красок. В конце концов его отдали под казачье правление. Деятельный Костя здание капитально отремонтировал, над входом повесил трехцветный стяг и прибил двуглавого орла, вырезанного из жести и раскрашенного от руки. Обстановка внутри частью походила на штаб общественной организации ДОСААФ (ныне – РОСТО), частью – на экспозицию краеведческого музея. На стенах висели портреты руководителей белого движения Колчака и Дутова, гербы и самодельные знамена казачьих войск вперемешку со схемами устройства различных видов огнестрельного оружия, плакатами, обучавшими, как пользоваться противогазом, и большой, засиженной мухами картиной, изображающей казачью джигитовку. Вот под эту-то картину на табурет посадили несчастного чудотворца, а по бокам у него пристроились два охранника. Вокруг по лавкам расселись члены казачьего круга, а также рядовые бойцы. Атаман и два его заместителя разместились за отдельным столом, на котором лежало огромное старинное Евангелие, а по бокам его шашка и плеть. Все курили. Сизый дым столбом стоял под потолком, и казалось, из табачного облака вот-вот ударят молнии. Так и случилось.
– Вот, значится, какое дело, – сказал Костя, оглаживая смоляные усы, – перед нами, как бы это выразиться помягче, баламут, что ли…
– Нарушитель спокойствия, – подсказал один из заместителей.
– Тебя как зовут, нарушитель? – спросил Костя.
– Александр Александрович.
– Ага. Сашка, значит. А расскажи, Сашка, кто ты таков и откуда в наш город прибыл?
– Второй раз меня об этом спрашивают, – отозвался джинсовый.
– А кто в первый?
– Начальник милиции майор Плацекин.
– Который позже к тебе примкнул… А расскажи, Сашка: почему он это сделал?
– У него спросите.
– И спросим! Ладно. С Плацекиным позже разберемся. Давай-ка о твоем поведении потолкуем. Народ мутил?
– В каком смысле?
– В самом прямом. Собирал толпы на улицах. Во время первого задержания устроил манифестацию в свою защиту. Потом эта церковь… Тоже бесчинствовал. И, наконец, последние события… Огурца этого несчастного ухайдокал.
– Я его пальцем не тронул.
– Значит, по твоему научению. Что же это получается?! Наш городок всегда был тих и спокоен. Вдруг появляешься ты, и все сразу идет кувырком.
Пленник хмыкнул, но промолчал.
– Чего хихикаешь? – сурово спросил Костя.
– Слова ваши понравились: «Тих и спокоен».
– Слова как слова… Не знаю, что в них уж такого смешного. Но и этот момент отразим. Так и запишем: насмехался над судом. Ладно. А расскажи, Сашка, с какой целью ты все это проделывал? По глупости или злому умыслу?
– Ни по тому, ни по другому.
– Тогда зачем же?
– Хотел немного расшевелить ваше болото.
Станичники гневно зашумели. Костя понял: этот урод почти признался.
– Расшевелить, значит? – переспросил он. – Выходит, умысел все-таки имелся?! А слово «расшевелить» ты понимаешь как организовать смуту.
– Что вам от меня нужно?
– Наказать тебя желаем.
– За что? Чем я не угодил?
И тут Костя, наконец, высказал основную идею не только данного судилища, но и всей акции.
– А тем, – веско произнес он, – что ты не такой, как все. – Присутствующие, соглашаясь, закивали головами. Костя вгляделся в лицо Шурика. – Послушай, – с притворной ласковостью произнес он, – а от каких ты отцов, матерей происходишь? Сдается мне – ты даже не русский?
– Во мне много кровей намешано, – сообщил Шурик.
– Ты – жид?!
– Есть и еврейская кровь, – охотно подтвердил пленник.
– А еще какие?
– Множество.
– А все же?
– И татарская, и мордовская, и немецкая, и китайская…
– Даже китайская?! – делано изумился Костя. – Ну, давай продолжай…
– …и французская, и румынская, и цыганская, и английская, и польская…
– Хватит! – рявкнул Костя, поняв, что над ним издеваются. – Так и запишем – космополит! Да, намешано в тебе много чего. Вот только русской крови нет.
– Ее-то как раз больше всего.
– Сомневаюсь! Да, собственно, какая разница. Не наш ты. И по виду не наш, и по повадкам… и по костюму этому твоему… Носом чую – не наш! Может, ты – шпион? Не похож, однако.