– У тебя что же, имеется зуб Трофима Петровича? Ты с его стоматологом знакома? Или сама тайком вырвала, когда он спал? Чушь какая!
– Для колдовства одного зуба мало, – спокойно продолжала объяснять Ладейникова, стеклянной палочкой помешивая варево. – Нужны и другие ингредиенты. Щепотка того, щепотка другого… Вот смотри…
Она вытащила из шкафа банку с надписью: «кладбищенская земля», длинной лабораторной ложечкой зачерпнула немного и всыпала в варево.
– Опять же землю можно брать не с любой могилы. Следуем дальше. Некоторые травы, горец, например, называемый в народе почечуйной травой. Бросаем и его. Размолотые в муку кости мертвеца, опять же не любого… Туда их. Еще некоторые травки… Высушенную жабу…
– Тьфу, гадость! – сплюнул Артем.
– Не спорю. Но выбирать не приходится. Если уж это не поможет, тогда я не знаю…
– Считаешь, сработает? – недоверчиво поинтересовался Артем.
– Должно. Вещь проверенная. Ты же помнишь моего мужа?.. Эраста Богдановича?
– Ну?
– Вот тебе и ну!
– Неужели с помощью этой дряни со света сжила?!
– Эраст был, что называется, не юноша…
– И тебе захотелось новых ощущений?
– Не перебивай! Но, как говорится, седина в бороду, бес в ребро. Нашел он себе молодую девку и развлекался с ней. Денег у него куры не клевали, да ты знаешь… А с деньгами можно хоть кого уломать. Я все знала, однако не препятствовала. Пускай старичок потешится. Но дело зашло довольно далеко, он решил меня бросить и жениться на молоденькой. Каково, да?! Однако не на ту напал. И Манефа была на моей стороне. Короче, старый пердун надоел нам обеим. Сотворили мы с ней вольт моего благоверного. Ну и…
– Извели беднягу?
– А то… И, знаешь, как искусно подгадали. Вычислили, когда Эраст находился у нее, и привет. В мгновение ока умер от инфаркта. Прямо в постели. А этой-то сучке каково! Правда, и она не дурой оказалась. Сумела избавиться от тела. Каким-то образом отволокла моего муженька (представляешь, голого!) в лесополосу, где его позже и отыскали. Такая вот история. – Во время своего жуткого рассказал Ладейникова не переставала помешивать слабо кипящее варево.
– Не верю! – вскричал Артем. – Бабкины сказки! Ты небось сама же его и отравила?
– Глупости! Отравила! Дура я, что ли, рисковать. Потом вскрытие, экспертиза… Любой мало-мальски сведущий патологоанатом определит отравление. Один укол свинцовой иглой в сердце, и все, – отозвалась профессорша.
– Твой Эраст, сама же говоришь, старый был. Забавлялся с бабенкой, а сердце и не выдержало. Просто совпадение.
– Имели место и другие подобные факты, – спокойно заметила Ладейникова.
– Хорошо, а почему в таком случае ты не извела соперницу?
– Зачем? Тут же появится другая. Нет уж. Всегда нужно убирать первопричину.
Артем потрясенно молчал. Примолкла и профессорша. Время от времени она добавляла в миску с воском щепотку то одного, то другого вещества, наконец в последний раз перемешала варево и дунула на пламя спиртовки.
– Послушай, – вновь начал расспросы Артем, – вот ты говоришь: нужно иметь какую-либо часть тела околдовываемого. Ты что же, заранее запаслась органикой Трофима Петровича?
– У меня есть кое-что получше, – весело сообщила Ладейникова. Она достала из кармана халата вещицу, в которой Артем признал дамскую пудреницу, и повертела у него перед носом. – Вот где у меня Трофим.
– Не понял.
– Есть еще один способ, – охотно объяснила профессорша. – Здесь внутри имеется зеркальце. Когда вчера ночью этот гад вторгся, кстати, с твоей помощью, на наше собрание, я успела поймать его изображение. Этого достаточно, чтобы навести порчу, тем более изготовить вольт.
Ладейникова положила пудреницу на комод, взяла из шкафа медный пестик и стукнула по пудренице. Раздался хруст.
– Порядок, – изрекла она. – Теперь этот гад не уйдет. А сейчас приступаем к главному – к изготовлению куклы. – Она извлекла из миски почти остывшую восковую массу и стала лепить из нее фигурку человечка. Артем подошел вплотную и внимательно следил за движениями ее пальцев.
Работала Ладейникова довольно тщательно, стараясь лепить куклу как можно аккуратнее, воспроизводя даже детали принадлежности к мужскому полу. При этом она шептала что-то невнятное под нос. Потом она извлекла из сломанной пудреницы мелкие осколки зеркала и натыкала их в восковое подобие. В заключение колдовского обряда она взяла самый крупный осколок, надрезала себе мизинец левой руки и размазала выступившую кровь по голове куклы.
– Теперь твоя очередь. Давай руку.
– Не хочу я ничего давать! Зачем это?..
– Наша кровь должна пасть на его голову. Ведь мы оба желаем ему смерти.
– А может, достаточно твоей? Мне почему-то не нравится все происходящее…
– Хватит придуриваться, любовничек! Не тяни!
Артем неуверенно протянул руку. Острая боль пронзила мизинец, слабым уколом отозвалась где-то в сердце.
– А ты, оказывается, слабонервный, – насмешливо заметила профессорша. Она выдавила из мизинца каплю крови и капнула ее на вольт. – Все! Теперь иглы… – Ладейникова порылась в шкафу, достала продолговатую коробку вроде пенала. – Ровно семь штук.
– Дай посмотреть, – попросил Артем.
Профессорша протянула ему напоминающий длинную булавку предмет.
– И ты хочешь сказать, если проткнуть этой штукой куклу, человек в одночасье загнется? Извини, поверить не могу.
– Скоро убедишься.
– А если не удастся? Ведь Трофим Петрович – мужик решительный. Я, откровенно говоря, его опасаюсь.
Ладейникова вздохнула:
– Ты прав, конечно. Он хитер и беспощаден. Но я все-таки решила сразиться с ним. А ты… Смотри сам. Но знаешь, как говорится, «или пан, или пропал».
– Дружок твой пришел, – заметила профессорша. – Может, у него совета спросишь? – В ее голосе не слышалось иронии, а звучали лишь усталость и равнодушие.
– Ну что, Ней, сразимся с врагом рода человеческого? – спросил Артем. Он и сам не смог бы ответить, почему произнес именно это определение.
Пес подошел вплотную к Артему и ткнулся мокрым носом в его ладонь.
– Он готов, – отчего-то внезапно повеселев, заметила Ладейникова. – А ты?..
И все же какой-то тяжелый камень лег ему на сердце; словно он опять оказался совсем один, как проклятый, без надежды прорвать огненный круг ворожбы, умилостивить судьбу…
Мирча Элиаде «Девица Кристина»
Ну что, вперед? – спросил Артем. Он взглянул на часы: десять вечера.