– Хочешь на ежа посмотреть? – таинственно спросила она.
– На какого ежа? – удивился Юра.
– Тут, в кустах живет. Идем позырим.
Раечка притащила Юру в пыльные заросли сирени и акации, где на крохотной полянке стояли пустые деревянные ящики из-под горячительных напитков. Юра знал: обычно в этом месте мужики распивали водку. На сей раз на полянке посторонних не наблюдалось.
Раечка уселась на ящик, придвинула к себе другой, позвала Юру:
– Садись.
– Где твой еж? – спросил он.
– Ты целоваться умеешь? – вместо ответа спросила девчонка.
Юра вытаращил на нее глаза и отрицательно покачал головой.
– А хочешь, научу?
И, не дожидаясь ответа, она притянула пацана к себе и впилась в его рот своими пухлыми, мягкими губами. Раечку явно забрало. Девчонка тяжело дышала, телеса ее ходили ходуном, она даже расстегнула верхние пуговицы сарафана, оголив вполне созревшую грудь. Вначале у Юры получалось не очень. Он неумело тыкался в ее рот, делая такие движения, словно сосал конфету. Но скоро все наладилось само собой. Юра не только целовал Раечку, но тискал ее груди и даже, расхрабрившись, засунул руку в розовые трусики. Однако дальше дело не пошло. То, о чем, блестя глазами и отпуская сальные шуточки, со смаком повествовали знакомые пацаны, так и не случилось. Он еще пару раз «в поисках ежа» встречался с Раечкой в кустах, но главного так и не добился. Было Юре тогда тринадцать.
Примерно через год он потерял невинность в объятиях полупьяной сорокалетней бабы.
С тех пор прошло много лет, но только теперь, в библиотеке, назначая свидание Лене, он вдруг вспомнил Раечку. Ее мягкие, как у коровы, податливые губы, глаза, подернутые дымкой наслаждения, пузырек слюны в уголке рта…
На следующий день он встретился с Леной. Они сходили в кино, потом чинно гуляли по скверу, ели мороженое, говорили о жизни… Про свое прошлое Скок решил пока что не сообщать.
Так продолжалось несколько дней. На третий Скок сделал робкую попытку поцеловать девушку, но встретил отпор, хотя и не очень строгий, но достаточно твердый. На пятый он все-таки достиг своей цели. Теперь они целовались на каждом свидании, однако таких вольностей, как незабвенная Раечка, Лена ему не позволяла. Однажды Скок попытался залезть ей под длинную юбку, но встретил решительный и отнюдь не притворный отпор. Это его озадачило. Ходить с Леной ему нравилось, хотя очень часто она заводила речи, которых Скок не понимал. Ему было скучно слушать разговоры о литературе, тем более о музыке. Про кинофильмы он еще мог поболтать, но в целом развития явно не хватало. И девушка это прекрасно понимала. Однако и она привязалась к Юре, несмотря на его ограниченность. Скок чувствовал это.
Однажды он предложил съездить вдвоем за город, на те же выработки, причем среди недели, когда там вообще никого не встретишь. Лена согласилась.
– Покупаемся, позагораем, – стал расписывать Скок их будущее времяпрепровождение. – Места там классные! Прям как в оазисе.
– В оазисе? – удивилась Лена.
– Ну в уединенном местечке. Такие, знаешь ли, озерки с чистейшей водой. Бережок песчаный, а вокруг птички поют.
– И людей нет? – спросила девушка, как показалось Скоку, с некоторым опасением.
– В том-то и дело. Тишина стоит райская.
При слове «райская» он вновь вспомнил свою давнюю подругу, учившую его целоваться. Возможно, на этот раз ему повезет.
Еще в первое свое посещение выработок он приметил укромное местечко – крошечную ложбинку, расположенную меж двумя буграми, почти на самом берегу узкой и длинной протоки. На другом конце этой протоки бригада резвилась до тех пор, пока Колька Табунов не задумал вступить в бой с быком. Ложбинка как раз подходила для того, чтобы в ней разместилась парочка. Вокруг разрослись травы, которые прикрывали ее от нескромных взглядов.
Скок прикупил некоторое количество припасов, в том числе копченую колбасу «Армавирская», голландский сыр, две булочки, газированную воду, а также бутылку дорогого портвейна под названием «Айгешат». У явившейся в назначенное место девушки тоже имелась сумка с припасами, в которой булькала какая-то загадочная жидкость.
Разболтанный, гремящий всеми своими узлами автобус довез их до конечной остановки, и парочка очутилась на краю Ново-Савинки. Лена недоуменно вертела головой по сторонам. Видимо, она ожидала увидеть райские кущи, а вместо этого перед ней предстала убогая окраина поселка и пустынный пыльный тракт, ведущий неведомо куда.
– И где же твои озера? – недоуменно спросила она.
– Будут! – веско произнес Скок. – Уединенность достигается именно потому, что эти места не может узреть первый встречный. «Здесь медленны реки, туманны озера, и все ускользает от беглого взора», – продекламировал он.
– Ты любишь Рыленкова? – удивленно спросила Лена.
– Какого Рыленкова? – не понял Скок.
– Николая Рыленкова… Поэта, стихи которого ты только что процитировал.
Скок несколько удивился, однако не подал вида. Ни про какого Рыленкова он и не слыхивал. Просто в красном уголке зоны на стене висела большая цветная фотография, скорее всего вырезанная из «Огонька», – красный рассвет над лесным озером. Над снимком висели именно эти, только что произнесенные им слова, написанные тушью на полосе ватмана, как оказалось, стихи какого-то Рыленкова.
– Люблю, – после некоторого колебания заявил Скок.
– Мне тоже очень нравится лирика, – задумчиво произнесла Лена.
«Будет тебе лирика», – подумал Скок.
Они побрели по обочине тракта. Скок смахивал прутом еще не распустившиеся головки татарника, подбрасывал носком башмака кусочки щебенки – словом, резвился напропалую.
– А из прозы тебе что нравится? – спросила девушка.
– Из прозы?
– Ну да. Повести, рассказы и все такое.
– Шолохов, – заявил Скок. – И этот, как его… Горький.
– А мне Паустовский. «Мещерскую сторону» читал?
– Не-а.
– Про природу. Есть такие места на Рязанщине – Мещера. Заболоченная страна. Дикие леса, глухие озера… И Паустовский описывает свои странствия по этим дебрям. Пешком, на лодке… Рыбалка на берегах заросших осокой и камышом старинных каналов…
– Чтобы рыбачить, так далеко ездить не нужно. Да и глухих мест вокруг полно. Скажем, здесь.
– Здесь?!
– Скоро увидишь. Ничем не хуже этой самой Мещеры.
– Сомневаюсь что-то…
– Будь спокойна.
Они поравнялись с трансформаторной будкой, напротив которой начиналась тропинка на выработки. Скок свернул. Тропинка запетляла меж пригорков и вывела на гребень песчаного холма.
– Смотри. – И Скок сделал рукой точно такой же широкий жест, обводя округу, каким в прошлый раз обозначил выработки Толя Иванов.