– А, Степан Тимофеевич! – с пьяным восторгом произнес Скок, только что принявший очередную «дозу». – И ребята с тобой… Очень даже хорошо. А то мне надоело колдырить в одиночку. Садитесь, братки, за стол, мамку помяните…
Галушко тяжело опустился на табурет, угрожающе заскрипевший под ним.
– А не развалится? – хмуро спросил он.
– Чего не развалится?
– Да табуретка. Хлипка больно.
– Какая уж есть. Давайте, ребята, за компанию. – Скок плеснул водки в грязные, захватанные стаканы, подвинул на середину стола чашку с вареной картошкой, здоровенный шмат жареного мяса.
Все выпили. Скок захрустел перьями зеленого лука.
– И долго ты в таком состоянии пребывать собираешься? – спросил Галушко.
– В каком состоянии?
– Сколько еще водку жрать будешь?
– Это мое дело. Сколько захочу, столько и буду.
– Не твое, а наше! – веско заметил Галушко. – Ты и так вторую смену прогулял. Может, хватит?
– Да катитесь вы…
– Ах ты, урод! Ну-ка, ребята, вяжите его.
Через некоторое время связанного Скока затащили в стоявшее под окнами такси, привезли в общежитие, затолкали под ледяной душ, потом накрепко растерли, уложили на кровать и привязали к ней полотенцами.
– Завтра выходной, – сообщил Степан Тимофеевич. – Будешь весь день под присмотром лежать. А послезавтра пожалуйте на смену. Не пойдешь добровольно – силой поведем!
– Клал я на вас, – откликнулся Скок. – Водки лучше дайте.
– Поведем, – повторил Галушко и удалился, лицом и походкой напоминая древнеримского патриция, вразумлявшего бестолкового раба.
Вначале Скок пытался вырваться, потом начал орать, но только сорвал голос, наконец он уснул.
Следующий день оказался подлинным кошмаром. Водки ему не давали, кормили только теплым кефиром, под конвоем водили в туалет и вновь укладывали на кровать.
К вечеру Скок как будто оклемался. Он уже не стонал, а только водил по сторонам мутными глазами и время от времени просил попить. На другое утро, сопровождаемый двумя товарищами, Скок потащился на работу. Жизнь, казалось, вошла в колею. Видения больше не посещали его, а про награбленную добычу Скок на время забыл. Он вообще плохо помнил, что происходило с ним в предыдущую неделю. В памяти зияли черные дыры, откуда иной раз вырывались смутные образы. Он возле могилы… простой, даже не обитый кумачом гроб… черное лицо матери… поминки… пьяные, оскаленные хари карадырских пропойц, раздирающих грязными руками жареных поросят… И те, другие… Они и тогда, на поминках, постоянно присутствовали рядом. Стояли в углах, таращили мертвые очи… Ух страшно!!!
Но теперь ничего этого не стало. Работа – общага, работа – общага… Отупение, одно слово.
Однако очень скоро жизнь вновь стала интересной. Началось все с прихода Лены. Скок никак не ожидал увидеть ее здесь. Он был один в комнате и по случаю жары в одних трусах валялся на кровати и читал найденный в коридоре журнал «Пионер», в котором публиковался переводной роман о похождениях некой Мери Поппинс, не то волшебницы, не то просто ненормальной дуры.
Дверь медленно отворилась. Скок недовольно оторвался от журнала. На пороге возникла Лена.
– Ты?!
– Ага. Вот решила навестить, – неуверенно произнесла девушка. – Сам-то ведь не заходишь.
Скок действительно в последнее время совсем забыл о существовании Лены. О смерти матери он ей не сообщил, опасаясь, что девушка захочет присутствовать на похоронах, а демонстрировать ей специфический быт и экзотические нравы Карадырки он совсем не желал.
– Да мать у меня на днях померла, – сказал Скок, поспешно одеваясь – Не до свиданий было, уж извини.
– Мать?! – в голосе Лены прозвучало крайнее удивление. – Почему мне не сказал?
– Зачем? Ты же ее совсем не знала.
– Все равно… Когда это случилось?
– Неделю назад.
– А отчего она умерла?
– Этот… Как его? Инсульт. На моих глазах, считай. Сидела… чай пила, со мной разговаривала, и вдруг бац! Паралич разбил.
– Ужас какой!
– Конечно, ужас. Я сам не свой сколько дней был. Ладно, не стоит вспоминать. Пойдем лучше погуляем.
– Все же жаль, что ты меня на похороны не взял.
– Ладно, проехали. Может, в кинушку смотаемся?
– Нет, лучше просто походим.
– Тогда пошли на пляж. Искупаемся, а то больно жарко.
– У меня купальника с собой нет.
– Зайди домой, переоденься.
Они вышли из общежития и направились в сторону дома Лены.
– А у мамы на фабрике кассиршу ограбили, – неожиданно сообщила Лена.
– Когда?
– Тоже на прошлой неделе. Может, в тот же день, когда твоя мама умерла.
– И много взяли?
– Много. Всю получку и еще премию. И человека при этом убили.
– Неужели?
– Представь себе. Выскочил, говорят, какой-то… Закричал, что он Фантомас, в шофера, который вместе с кассиршей деньги из банка вез, из пистолета выпалил, вырвал мешок и убежал.
– Вот гад!
– Теперь выдачу зарплаты задерживают.
– А милиция что?
– Ищет, конечно. На фабрике людей допрашивают… Мол, кто мог знать, когда деньги из банка привезут? Да все об этом знали. Никакого секрета тут нет.
– Думаешь, найдут его? – спросил Скок.
– Грабителя? Сомневаюсь. Как его могут найти? Если только кто заявит.
– Заявит?
– Ну не заявит, так проговорится. Ты думаешь, грабитель на фабрике работает?
– Кто его знает. Во всяком случае, какое-то отношение к ней имеет. А скажи, Лена, будь у тебя много денег, что бы ты сделала? – неожиданно сменил тему разговора Скок.
– Ты думаешь, это я украла деньги? – засмеялась девушка.
– Не ты, не ты, но все же?..
– Если бы у меня было много денег? – задумчиво переспросила Лена. – Уехала бы куда-нибудь отдыхать.
– Куда, например?
– Ну, может, на юг. В Крым, допустим.
– На время или насовсем?
– Конечно, на время! А если насовсем, там, я думаю, быстро надоест.
– Тут же не надоедает.
– Тут родители, тут мой дом.
– Дом и там можно купить.
– Под словом «дом» я подразумеваю родину.
– Хм, родину. Ты здесь родилась, вот для тебя Соцгород и родина. А он еще и сорока лет не существует. Какая же это родина? Вот, скажем, твои родители откуда родом?