Мукомол сглотнул слюну. Похоже, Петрович не врал.
– Я вас не запугиваю и отнюдь не фантазирую, – поняв его молчание по-своему, сказал Петрович. – Через денек-другой убедитесь в справедливости моих слов, но как бы поздно не было. Тогда сами прибежите. Но вновь хочу заметить, что ваше чистоплюйство и фанаберия приведут к большой беде. Проще было бы прямо сейчас обговорить план дальнейших совместных действий.
– Нет, – коротко ответил Коломенцев.
– Ну, как знаете, – холодно произнес Петрович, поднял с песка свои удочки и, не обращая больше внимания на мукомола, пошел к воде.
Коломенцев еще некоторое время смотрел на сутуловатую спину старика, словно не мог решиться, потом побрел прочь.
– Дурак! – произнес вслед Петрович.
Когда Егор Олегов явился вместе с детьми из лесу, то обнаружил отсутствие жены. Он недоуменно походил по двору, заглянул в дом, поискал в огороде. Супруги не наблюдалось. Должно быть, ушла в станционный магазин, решил Олегов. Спустя полчаса он начал волноваться. Дети в один голос требовали маму и просили есть. Положение осложнялось. И Егор отправился к хозяйке.
– Видела, – сообщила та, – побежала, должно, на станцию, после того, как этот пожилой ушел.
– Какой пожилой? – не понял Олегов.
– Мужчина. Солидный такой. В шляпе. Он у вас уже бывал. Осанистый и важный, прямо барин.
– В шляпе? – потер лысину Олегов. – Не Коломенцев ли?
– Уж не знаю, как его прозывают. Вам видней. Только как он ушел, хозяйка ваша, дай бог ей здоровья, хорошая женщина, прямо как ошпаренная кинулась со двора, кажись, в сторону станции.
– Присмотрите за детьми, Анисья Трофимовна, – попросил ученый.
– Отчего не присмотреть, – согласилась хозяйка. – И покормлю. Ступайте себе.
И Олегов почти бегом рванул на станцию. Свою Людмилу он увидел сразу. Она сидела на одинокой станционной скамейке, казалось, о чем-то глубоко задумавшись. Олегов подошел вплотную. Она его не замечала.
– Людмила, – сказал он вполголоса, – что это значит?
Она подняла голову и перевела взгляд на мужа.
– Как тебя понимать, Люда?! – довольно громко, поскольку вокруг не было ни души, спросил Егор. – Мы пришли из лесу, в доме пусто, во дворе пусто и в огороде… Мы голодны, мы в тревоге…
– Знаешь, Егор, я тебе изменила, – без всякого выражения произнесла Людмила.
– Что? – не понял Олегов.
– Изменила, – повторила она жестяным голосом.
– Как изменила?! Почему?! Когда?! Что ты за глупости такие говоришь? Мы кушать хотим… Я и дети… Я ничего не могу понять.
– Неужели не понял? – спросила Людмила, и в голосе ее почувствовалось слабое любопытство. – Конечно, я знаю, что виновата. Вы голодны. А я тут. Сейчас бегу исправляться. Прости меня, милый.
До сих пор жена не называла Егора милым. И стоило ей произнести это волшебное слово, как до Олегова дошел смысл сказанного ею.
– Изменила? – в величайшем изумлении спросил он. – С кем?
– Какая разница?..
– Уж не с этим ли старым пердуном Коломенцевым?
Она молчала.
– Ты шутишь? – Но Егор и сам понимал, что жена отнюдь не шутит.
Людмила поднялась, тяжело вздохнула, потом сощурившись посмотрела на мужа:
– Пойдем, ведь вы проголодались.
– Как ты могла?!! – заорал Олегов что было силы. – Как ты…
– Э-гей, товарищи, – встрял проходивший мимо сцепщик и усмехнулся, – чего это вы голосите? Нельзя тут кричать, место казенное. Выпил, паренек? – обратился он к Егору. – Выпил, так пойди проспись, с каждым случается, а глотку на бабу нечего рвать.
– Я вас прошу… – умоляюще сказал Олегов сцепщику, – я вас прошу не вмешиваться.
– Вот тебе раз! – изумился работяга. – Я тихо-мирно, а он… Ты что же, паренек, на грубость нарываешься? – Он снисходительно оглядел щуплую фигуру ученого, очки и лысину. – Он, дамочка, вас обижает?
– Все в порядке, – спокойно ответила Людмила.
– Нет, не все!!! – заорал обманутый муж.
– Батюшки, – всполошился сцепщик, – да он вас покалечит. Нужно в милицию… Он псих прямо.
– Прошу вас, товарищ железнодорожник, – умоляюще произнесла Людмила, – не обращайте на него внимания. Перегрелся, должно быть, на солнце, вот и занервничал.
– Это бывает. Странный все же вы народ – дачники, – понял, наконец, с кем имеет дело, сцепщик, покачал головой и пошел по своим делам.
– Не нужно театр устраивать, – попросила Людмила. – И дома тоже. Особенно перед детьми.
– Театр?! Это я… театр?! Ты… Ты… Ты сука! – наконец произнес он.
Людмила с легким изумлением посмотрела на разгорячившегося мужа. До сих пор она не слышала от него подобных слов.
– Послушай, Егор, – сказала она, – давай объяснимся, только спокойно, без аффектации. К чему эти выражения, к чему пафос? Ведь тебе, по сути, наплевать, что случилось. Не так ли? Ты ведь сейчас думаешь о своей карьере. Как отнесутся в институте, узнав о разводе.
– О каком разводе? – всполошился Олегов.
– О нашем. Ведь после всего случившегося я должна уйти от тебя… Или ты от меня.
– Уйти? Но как же… А дети? Они кушать хотят.
– Детей я накормлю и тебя накормлю, ну а дальше…
– Но как ты могла с этим мерзким стариком?
– Опять ты за свое. Хорошо. Если желаешь, объясню. Этот, как ты его называешь, старик глубоко несчастен. Он одинок, заброшен, он доведен до ручки, и не без твоей, кстати, помощи. Он человека убил и сам пытался покончить жизнь самоубийством.
– Кого это он убил?! – с интересом спросил Олегов.
– Не перебивай! Он благородный. Таких нет давно уже. Ты втравил его в эту историю с тетрадками, которые нашел на чердаке. Сам струсил, а его заставил разбираться. Вот он и впутался в скверную историю. Да, я была с ним близка, но это – порыв. Я чувствовала свою вину перед ним.
– И на этом основании ты дала ему? – саркастически спросил Егор.
– Фу, как грубо! Быстро же с тебя сошла интеллигентность.
– Я же еще и виноват!
– А кто?! Конечно, ты. Черствость, холодность, занудство, наконец. Я только и слышу: кушать, кушать. Ни ласкового словечка, ни капли внимания…
– Так, – сказал Егоров зловеще. – Я убью его.
– Ты?! – засмеялась Людмила. – Тоже мне, Отелло выискался!
Сравнение с шекспировским героем окончательно вывело Олегова из себя. Но он не бросился на неверную жену с кулаками, наоборот, ученого словно обдало ледяным холодом. Голова заработала четко и ясно. Так, во всяком случае, ему казалось.