– Суп гороховый, картошка с мясом. Довольно вкусно. Потом, помню, кисель давала. Даже второй стакан налила… А какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Вы хорошо помните, чем она вас кормила, но никак не скажете, о чем говорили. Или это тайна?
– Да какая тайна! Я же толкую: ни о чем особенном мы не беседовали. Так, о всякой ерунде.
– И после «всякой ерунды» вы идете ко мне и возвращаете тетради Пеликана, за которыми так долго охотились?
– А зачем они мне?
– Может быть, они нужны не столько вам, сколько вашему руководству. Вы подумали о последствиях своего поступка?
Валера пожал плечами.
– Я никак не пойму… О чем вы все время?.. Да скажите же прямо!
– Мне кажется, вы полностью находитесь под влиянием Десантовой. Она вами управляет на расстоянии, словно куклой.
– Какая ерунда! Я не кукла! – Валера снова поднялся из кресла. – Если вам не нужны тетради, я могу их забрать. И ни к чему устраивать какие-то кошки-мышки. Кукла! Я вовсе не кукла! Когда приходишь, предлагаешь сотрудничество, помощь, в конце концов…
«Еще один предлагает сотрудничество, – иронически подумал Коломенцев. – Черт с ним. Сам ли он пришел или по воле Десантовой – какая мне разница. Главное, тетради вернул. Нужно его успокоить и вежливо выпроводить. А потом вновь приняться за чтение дневника».
– Я очень ценю ваше нынешнее отношение к моей персоне, – заговорил мукомол как можно деликатнее, – но поймите и меня. Каких-нибудь два часа назад вы вели себя совсем иначе. Просто по-человечески можно и меня понять, не правда ли?
Валера кивнул.
– Вот-вот. И слава богу, что мы наконец выяснили взаимоотношения. Я благодарен вам за возвращение тетрадей. А что касается Десантовой… – Коломенцев замялся, не зная, как закончить, но Жданко опередил его и поднялся.
– Я все понял, можете не продолжать, – сказал он миролюбиво. – Возможно, мы еще встретимся. Что касается сотрудничества, то я, конечно, не вербую вас в сексоты. Ну а если добровольно пожелаете помочь, не откажусь.
«Как же, – подумал про себя мукомол, – жди!» Он протянул Валере руку и наконец-то выпроводил его восвояси. Скорее вернуться к тетрадям. Ему кажется, он нашел в записях то место, которое кое-что разъясняет. До беседы со стариком возле озера он никак не мог понять, о чем идет речь. Если утверждение этого темного человека про то, что детей было не двое, а четверо, правда, то это отчасти вносит некоторую ясность в туманные пассажи Пеликана.
Коломенцев схватил тетради и стал нетерпеливо перелистывать пожелтевшие затертые страницы. Кажется, интересующая его запись в одной из русских тетрадей. Возможно, она является одной из последних. Да где же?! Ага, вот! Начинается несколько отвлеченно: «Сегодня я пришел с луга…» Его манера начинать серьезные темы с пустяков иногда сбивает с толку. Некоторые ассоциации неясны, словно Пеликан выплескивал на страницы поток собственного сознания. Однако это только на первый взгляд. Когда вчитаешься, неторопливо обдумывая, анализируя каждое слово (к счастью, он знает немецкий в совершенстве), постепенно начинаешь понимать ход мыслей повествователя.
Из дневника Пеликана
«Сегодня я пришел с луга. День был теплый и ясный, а ведь июнь в этих местах часто холодный и дождливый, печальный, словно сентябрь. Почему иногда пора созревания, самая, казалось, светлая и наполненная великой силой, изначально несет печать тления, распада? И в людях можно заметить подобное. Вот идет девушка в сверкающей прелести семнадцати лет, а всмотришься – и видишь, какой она станет лет через тридцать. Возможно, вера в судьбу не так уж нелепа. И понимающий может прочитать весь жизненный путь стоящего перед ним человека. Ведь хиромантия, скажем, возникла не на пустом месте. А другие виды мантики? Как вообще гадания отвечают истинному положению вещей в подлунном мире? Если бугры и складки ладони несут зашифрованную информацию о будущих событиях, значит, эта информация рассчитана заранее. Но кем? Тем, кто наверху, или другим? И если она заложена, то с какой целью? Если человек узнает о своем будущем, то делает ли это его счастливым? Нет и еще раз нет! Напротив! Зная наперед свою судьбу, он становится еще более несчастным, чем если бы находился в неведении.
Возьмем хоть меня. В принципе я знал, на что иду, знал, чем все должно кончиться, и что же? Сделало ли это меня счастливым или просто удовлетворило? Нет! Я стал еще несчастнее, чем останься я обычным филистером.
Тогда, в Праге, мне казалось, что наше предприятие перевернет мир, облагодетельствует людей, не сразу, конечно, но в будущем. Ради этого стоило страдать, стоило уехать с горячо любимой родины сюда, в эти страшные степи, в бесконечные ледяные просторы. Конечно, я преувеличиваю. И здесь бывает лето, светит жаркое солнце и поют жаворонки, однако не увидеть уж мне родной Богемии. Не увидеть тенистых дубрав, увитых плющом древних стен, замков, не войти в медленно текущие воды Влтавы. Но не это больше всего угнетает меня. Куда невыносимее мысль, что все затеянное – напрасно. Дети выросли, но не произошло ничего такого, что подтвердило бы достоверность Плана.
Допустим, не настал час. Но когда он настанет? Сколько еще ждать? И что случится, если он все-таки придет?
Конечно, я не посвящен во все обстоятельства Плана. И все же, используя логику и известные мне факты, могу попытаться сделать некоторые выводы. Эксперименты, подобные нашему, уже проводились. И именно в этой стране.
Причем дважды. И оба раза они приводили к величайшей смуте. Цель была благая – облагодетельствовать народ. Но результат? Всегда один и тот же. Кровь, пламя пожаров, анархия. Не могу сказать наверное, стали ли мятежи следствием задуманной акции, или это – простое совпадение. Возможно, что и так. Но события, произошедшие сначала почти двести лет назад, потом в начале нынешнего века, – а именно тогда и сделаны первые две попытки – наводят на определенные мысли. И вот что самое главное – из двух выживает всегда один, уничтожая второго. Так, во всяком случае, трактовал факты Магистр. Идея самоуничтожения, по-видимому, актуальна и в нашем случае.
Я часто задумывался, почему единокровные существа стремятся уничтожить друг друга. Где еще искать аналогий, как не в природе. И я наблюдал, наблюдал… Почему в муравьином мире время от времени случаются войны? Это необъяснимо. Необходимость в борьбе за выживание? Маловероятно. Пищи им хватает. Тогда почему? Не заложен ли инстинкт к истреблению себе подобных изначально во всем живом, обитающем на планете? И не только в животном царстве, но и растительном тоже? Борьба за выживание, говорил этот англичанин, выдумавший, что человек произошел от обезьяны. Но при таком раскладе земля давно бы оказалась безжизненной. Выживают сильнейшие? Допустим. Но и здесь не все складно. Не один раз мне доводилось наблюдать, как маленькие черные муравьи обращают в бегство красных, которые крупнее в несколько раз. То же и в человеческом обществе. Англичане покорили громадную Индию, а горстка испанских конкистадоров – многолюдные империи инков и ацтеков. Разные уровни развития? Но ведь монголы находились на более низкой ступени цивилизации, чем окружавшие их народы, и численно не превосходили их, да что там монголы? А варвары, сокрушившие стены тысячелетнего Рима? А маньчжурские племена, покорившие Срединную империю? Почему время от времени на мир наползает тьма? А может быть, в этом и заключается истинная цель Плана? Может, благоденствие не может продолжаться долго? И цикличность развития включает в себя противоположные явления. За созиданием следует разрушение, а следом вновь созидание.