Робин, уже обучившийся учтивости, поклонился Кристабель и, почтительно поцеловав ей руку, сказал:
— Да будет Святая Дева вам поддержкой, опорой и советчицей во всех ваших делах!
— Благодарю, — ответила Кристабель, удивленная благородством манер простого лесника.
— Пока мы будем убегать, миледи, — сказала Мод, — станьте на колени, молитесь и изображайте полное неведение, чтобы барон и не заподозрил, что вы знаете причину его гнева.
Не успела за беглецами затвориться дверь, как в часовню ворвался барон во главе отряда вооруженных слуг.
Мы присоединимся к ним позднее, а пока последуем за тремя друзьями, для которых любезная Мод стала ангелом-хранителем.
Маленькая группа шла по длинной и узкой галерее и двигалась в таком порядке: впереди — Мод с факелом в руке, сразу за ней — Робин, почти рядом ним брат Тук, а замыкал шествие Аллан.
Мод все ускоряла шаги как для того, чтобы сохранить некоторое расстояние между собой и Робином, так и для того, чтобы как можно скорее дойти до ворот замка; она не смеялась, хранила полное молчание и время от времени отводила свободной рукой от себя руку Робина, напрасно пытавшегося на ходу схватить ее за платье.
— Вы что, сердитесь на меня? — спросил юноша умоляющим голосом.
— Да, — кратко ответила Мод.
— А что я такого сделал, чтобы вас рассердить?
— Ничего вы не сделали.
— Тогда, наверное, что-то сказал?
— Не спрашивайте меня об этом, сударь, это вам не может, да и не должно быть интересно.
— Но меня это oгopчаeт.
— Велика важность, вы скоро утешитесь. Ведь скоро вы будете далеко от Ноттингемского замка, стены которого так на вас давят.
«Ага! Теперь я понял», — сказал себе Робин и вслух добавил:
— На меня тяжело подействовал барон, стены его замка и засовы темницы, но не ваше прелестное личико или ваша улыбка и любезные речи, милая Мод.
— Правда? — спросила Мод, слегка повернув к нему голову.
— Конечно, истинная правда, милая Мод.
— Ну, тогда мир…
И Мод позволила юному леснику поцеловать ее.
Эта заминка несколько замедлила бегство, поэтому монах, с неудовольствием услышавший звук поцелуя, ворчливо сказал:
— Эй! Давайте побыстрее… По какой дороге пойдем? Они пришли к тому месту, где коридор разветвлялся.
— Направо, — ответила Мод.
Через шагов двадцать они дошли до поста привратника. Девушка окликнула отца.
— Как?! — воскликнул старый Линдсей, к счастью еще не знавший о происшедших событиях. — Как, вы уже от нас уходите, да еще ночью? По правде говоря, брат Тук, я-то думал, что перед сном выпью с нами чарочку; разве вам так уж нужно идти сегодня ночью?
— Да, сын мой, — ответил Тук.
— Прощайте тогда, веселый Джилл! До свидания, славные господа.
Подъемный мост опустился; Аллан выскочил из ворот первым, за ним после пререканий с девушкой, не захотевший на этот раз принять то, что он называл благословением, то есть поцелуй, вышел брат Тук, а Мод, воспользовавшись тем, что монах на минуту отвлекся, прижалась пылающими губами к руке Робина.
Молодой человек вздрогнул всем телом; поцелуй этот его глубоко огорчил.
— Мы ведь скоро увидимся, правда? — тихо спросила Мод.
— Надеюсь, что так, — ответил Робин, — а пока, до моего возвращения, милое дитя, будьте так любезны, заберите из комнаты барона мой лук со стрелами и отдайте их тому, кто придет за ними от моего имени.
— Приходите сами.
— Хорошо, я приду сам, Мод. Прощайте, Мод.
— Прощайте, Робин, прощайте!
Рыдания гак душили бедную девушку, что нельзя было разобрать, попрощалась ли она с Алланом и Туком.
Беглецы поспешно спустились с холма, прошли, не останавливаясь, через город и замедлили шаги только тогда, когда оказались под спасительной сенью Шервудского леса.
Около десяти часов вечера Гилберт, с нетерпением ожидавший возвращения путешественников, оставил отца Элдреда в комнате Ритсона и спустился к Маргарет, хлопотавшей по хозяйству; он хотел узнать, не обеспокоена ли мисс Марианна столь долгим отсутствием брата.
— Мисс Марианна? — воскликнула Маргарет; целиком захваченная мрачными мыслями, она и не заметила, что девушка отсутствует. — Мисс Марианна? Она, наверное, у себя в комнате.
Гилберт побежал туда: комната была пуста.
— Уже десять часов, Мэгги, десять часов, а девушки дома нет.
— Да она только что гуляла с Лансом по просеке напротив дома.
— Она, наверное, потеряла дом из виду и заблудилась. Ах, Мэгги, я боюсь, не случилось ли с ней несчастье. Ведь уже десять часов пробило! В это время по лесу только волки и разбойники бродят.
Гилберт взял лук и стрелы, острый широкий нож и бросился в лес на поиски Марианны; он знал все глухие заросли, овраги, кустарники, все поляны и хотел обыскать эти места, столь знакомые ему и столь опасные для женщины. «Я должен найти эту девушку, — говорил он себе, — клянусь святым Петром, я должен ее найти!»
Ведомый инстинктом или, точнее, тем странным чутьем, что вырабатывается у лесников от постоянного пребывания в лесу, Гилберт направился точно по тому пути, по которому шла Марианна, до того места, где она села отдохнуть. Добравшись до него, лесник услышал что-то вроде стона, доносившегося с тропки, укрытой густой листвой от света луны: он прислушался и понял, что это не стоны, а жалобные подвывания раненого животного. Тьма была полная, и Гилберт ощупью двинулся к тому месту, откуда доносились эти звуки; по мере приближения к нему они становились все отчетливее, и вскоре лесник споткнулся о неподвижное тело, распростертое на земле; он наклонился, протянул руку и коснулся липкого от холодного нота меха какого-то животного. Как будто ожившее под его рукой, оно слабо шевельнулось и несколько pаз тихонько и признательно тявкнуло.
— Ланс, мой бедный Ланс! — вскричал Гилберт. Ланс попытался встать, но усилие так утомило его, что он, застонав, упал снова.
«Должно быть, с бедной девушкой произошло какое-то ужасное несчастье, — сказал себе Гилберт, — и Ланс, защищая ее, пал в борьбе».
— Ох, — прошептал лесник, ласково гладя верного пса, — и куда же ты ранена, бедная моя старая собака? В брюхо? Нет. В спину? В лапу? Нет. А, в голову!.. Этот негодяй хотел разбить тебе голову! Ага! Тихо! Я не дам тебе умереть. Крови ты потерял много, но кое-что еще осталось… Сердце бьется, да, я слышу, что бьется, и останавливаться не собирается.