Люба снова принялась объяснять, что дело не в этом, а в том, что нельзя брать чужое, не спросив разрешения. И, кроме того, Лариса всего год назад перенесла пневмонию, поэтому должна беречься и не простужаться. Эта тонкая летняя кофточка для зимы ну никак не годится, и носить ее в морозы категорически нельзя. Кончилось все тем, что Лариса принесла кофточку, изрядно помятую, и швырнула прямо на пол со словами:

– Да подавитесь вы своей кофтой! Она мне сто лет не нужна! Вот мой папа выйдет из тюрьмы и купит мне сто таких кофточек и даже еще в сто раз лучше.

Судя по виду Лелиной любимой одежки, Лариса выносила ее из квартиры Романовых, скомкав и засунув под свитер, который был на ней надет накануне. Взять вещь из комнаты Лели она могла только тогда, когда Родислав вышел, чтобы поговорить по телефону, а Люба с дочерью убирались в кухне. После этого соседи сидели еще полтора часа, пока не закончился фильм! Понятно, что многострадальная кофточка утратила товарный вид.

Люба молча подняла комок голубого трикотажа и вернулась домой. Леля уже завтракала на кухне.

– Лариса вернула кофточку, вечером я ее постираю, и ты снова сможешь повесить ее в шкаф и любоваться каждый день.

– Я не хочу, – печально ответила Леля.

– Чего ты не хочешь?

– Ничего не хочу. И кофточку эту не хочу. Пусть Лариса ее забирает и носит. Мне она больше не нужна.

Люба оторопела. Сколько нервных клеток ей пришлось потратить за вчерашний вечер, минувшую ночь и сегодняшнее утро, продумывая линию поведения с соседями, чтобы никого не обидеть и ни с кем не поссориться, а оказалось, что эта тряпка никому не нужна – ни Ларисе, пренебрежительно швырнувшей ее на пол, ни Леле, добровольно отказавшейся от любимой вещи.

– Лелечка, ты хочешь сказать, что готова подарить голубую кофточку Ларисе?

– Да, пусть забирает и носит.

– И тебе не жалко? – осторожно спросила Люба.

– Жалко, – призналась девочка. – Но Ларису мне тоже жалко. Она тоже хочет носить красивую одежду, а у нее нету, и взять негде, папа у нее в тюрьме, мама умерла.

На глазах у Лели выступили слезы. Люба обняла дочку, прижала к себе и крепко поцеловала.

– Спасибо тебе, Лелечка, ты у меня очень добрая и хорошая девочка, Оставайся такой всегда, пожалуйста. Ну все, – она взглянула на часы и заторопилась, – мне пора на работу.

* * *

– И вот только попробуй сказать, что тебе чего-то не хватает в моем рассказе, – угрожающе заявил Ворон. – Помни, ты слово давал. Это еще только второй день.

– Ничего себе! – возмутился Камень. – Да ты рассказ на середине оборвал! Что там дальше было? Взяла Лариса кофточку?

– Да какая разница, – с досадой каркнул Ворон. – Это что, имеет принципиальное значение? Мы же про Романовых смотрим, а не про Ларису с ее бабкой.

– Нет, это очень важно, очень, – задумчиво ответил Камень. – Раз Лариса и ее бабушка становятся неотъемлемой частью жизни Романовых, мы должны понимать, как там складываются отношения и какие характеры у соседей, а то мы дальше ничего не поймем. Ты пойми, дружочек, это не пустые придирки, это действительно имеет большое значение.

– Ладно, твое счастье, что я досмотрел, – проворчал Ворон. – Так что за придирку считаться не будет. Лариса кофточку взяла, но не сразу, заставила Любу себя поуговаривать, морду воротила, как будто ей тухлую сосиску предлагают. Но потом, конечно, взяла. Люба кофточку эту предварительно выстирала, погладила, аккуратно сложила, ну как отказаться от такой красоты? Взяла, никуда не делась. Тут же напялила на себя и расхаживала в ней по дому. А на другой день еще и в гости к Романовым заявилась в новом наряде. Леля чуть не плакала, но молодец, удержалась, даже похвалила: дескать, как тебе, Лариса, эта кофточка к лицу. В общем, ничего, инцидент рассосался. Еще вопросы будут?

– Имей в виду, это не придирки, а просто вопросы, – предупредил на всякий случай Камень. – Если ты сочтешь, что я придираюсь, можешь не отвечать.

– Ну, валяй, – милостиво разрешил Ворон.

– Родислав написал диссертацию? Ты этот момент как-то упустил. Я не сомневаюсь, что ты знаешь, но мне-то забыл сказать.

– Да уж, конечно! – фыркнул Ворон. – Три диссертации он написал! Или даже пять. Да он только первую главу два раза на заседании кафедры обсуждал, а больше ничего не успел. Он, правда, особо и не старался успеть, ему важно было знакомствами обзаводиться и хорошее впечатление о себе оставлять, и с этим он вполне успешно справился. Не зря же его в Штаб-то взяли!

– А Николай Дмитриевич что?

– О, дед доволен до соплей, ему же кажется, что его зятя взяли в Штаб, потому что он такой толковый и правильный. Нет, я ничего не хочу сказать, Родислав твой действительно малый толковый, и голова у него светлая, только ленивый он до кабинетной работы, ему все живость подавай. Ну, с живостью-то в Оргинспекторском управлении как раз отлично, проверки всякие, командировки, все время новые люди, новые впечатления, и власть в руках немалая, все в глаза заглядывают, угодить стараются, самые сладкие куски подсовывают. Не жизнь, а сплошное удовольствие. Еще что-нибудь у меня спросишь – зачту как придирку.

– И что будет? – поинтересовался Камень. – Перестанешь рассказывать?

– Ну, это слишком суровая репрессия. Просто посчитаю этот эпизод за обычный, с придирками, и у меня опять останется три дня. Согласен?

– Согласен. Тогда я еще спрошу, можно?

– Рискни здоровьем, – ухмыльнулся Ворон. – И если я знаю ответ, считай, что тебе повезло.

– Я про Лизу хотел спросить. Она уже почти год как на работу вышла, а ты ничего не говоришь. Где она работает, кем, как там маленькая Даша, отдали ли ее в ясли?

– Лиза работает в машбюро в какой-то конторе, во Внешторг ее, понятное дело, обратно не взяли. Там с самого начала была договоренность, что ей оплачивают четыре месяца декретных, а потом она пишет заявление об уходе и сидит дома сколько хочет. В феврале она Дашу в ясли отдала, вот уж скоро год будет. Ничего, справляется. Ясли хорошие, с пятидневкой, так что она в течение рабочей недели может даже не каждый день девочку домой забирать. Они с Родиславом так приноровились, чтобы он приезжал, когда Даши нет и ничто не отвлекает от утех. Теперь он ездит к Лизе не так часто, все-таки в адъюнктуре он был посвободнее, мог и днем ее навестить, а вечером быть дома, а теперь работа ответственная, да командировки, да совещания допоздна, да бумаги срочные. Но где-то один-два раза в неделю получается. Выходные он обычно дома проводит, с женой и детьми, потому что тут уж дед на стреме, желает общаться, побыть с внуками, и ему песню про работу в выходные дни не пропоешь, Штаб-то у деда под боком, и он всегда может выяснить правду. Ну, теперь все?