– Давай мы не будем сейчас это обсуждать, – попросил Родислав. – Я приеду, как только смогу.

– Можешь вообще никогда не приезжать! – выкрикнула Лиза и швырнула трубку на рычаг.

Это была далеко не первая подобная сцена, но сегодня Родислав разозлился особенно сильно. «Ну и ладно, – сердито думал он, вынимая из сейфа документы и складывая их в папку, – вот и хорошо, и не приеду. Больше никогда не приеду».

* * *

– И что, неужели больше не приехал? – обрадовался Камень. – Неужели вернулся в семью?

– Ну да, прям! – захохотал Ворон. – Плохо ты человеческих самцов знаешь. Подулся недельку и приехал к Лизе. Она за эту неделю тоже успела испугаться, что лишку хватила, и была как шелковая. Родик то, Родик се, да все будет так, как ты захочешь, да я тебя люблю на веки вечные, да ты у меня единственный и неповторимый. Ну, короче, все эти бабские штучки. А он и растаял. К тому времени уже новый царь на престол взошел…

– Ну какой царь, что ты несешь! – простонал Камень. – С царизмом они еще в семнадцатом году покончили.

– Да ладно, – отмахнулся Ворон. – Генеральный секретарь у них новый. Подумаешь, не так назвал. Суть-то одна: новый главный босс. Из этих, как их…

– Из комитетчиков, – подсказал Камень.

– Во-во, из них. А в МВД-то многие знали, что новый босс ихнего министра не жалует, так что понятно было: вот-вот грянут перемены. А перемены что означают?

– Что? – не выдержал далекий от политики Ветер.

– Кадровые перестановки, вот что, – гордо объявил Ворон. – Все стали ждать, что министра снимут, а новый министр начнет по очереди снимать заместителей и начальников главных управлений и менять их на своих людей. Родислав-то размяк, Лизу простил и поделился с ней своей тревогой, дескать, как бы тестя не сняли, а она и обрадовалась.

– Чему? – не понял Ветер.

– Да ну тебя! – махнул крыльями Ворон. – Ты подряд не слушаешь, бываешь только налетами, ничего не знаешь, а потом дурацкими вопросами мешаешь плавному рассказу. Лиза обрадовалась, что если тесть Родислава потеряет должность, то он не сможет больше своему зятю препоны ставить в том случае, если зять жену бросит, понятно? И тогда Родислав сможет спокойно уйти к Лизе, не опасаясь за свою карьеру.

– Теперь понял. – Ветер обдул друзей волной прохладного воздуха.

– Вот и хорошо, что понял, – поворчал Ворон. – Ну, ждать им долго не пришлось, чуть больше месяца прошло со смерти Брежнева – и действительно, министра внутренних дел сняли, да как! Со скандалом! Уголовное дело на него завели, якобы он там чего-то брал, типа взятки, и чем-то злоупотреблял, вроде как служебным положением, но тут я не очень вникал, мы же не про него смотрим. Важно другое: пришел новый министр, тоже из этих… ну, из тех же, из которых главный босс, и начал свои порядки наводить. Дескать, у вас тут в МВД все сплошь пьяницы и мздоимцы, и я их сейчас поганой метлой всех повыгоняю. И как начал выгонять! Только пух и перья летели. Но нашего генерала Головина пока не трогали, у него репутация знаете какая! Ни крошки к рукам не прилипло, не подкопаешься. И собственности никакой нет, ни дачи, ни машины. И в коллективных пьянках не замечен. В общем, в первую волну перестановок он не попал, усидел.

– Неужели так-таки ничего и нет? – не поверил Ветер. – И дачи нет? Я дачи люблю, там природа, просторы, есть где погулять, порезвиться.

– А тебе бы только резвиться, старый перечник, – неодобрительно заметил Ворон. – Нет у Головина дачи, потому что ему не надо. У Родислава дача есть – и вполне достаточно для семьи, куда их две-то? И машины у него нет, потому что он на служебной ездит. И квартира у него старая, он еще в шестьдесят четвертом году ее получал от государства. Лиза то и дело интересуется у Родислава, как там тесть, не сняли ли еще, а хороших для нее новостей все нет и нет, и она постепенно опять начала скандалить и права качать. Ссориться они стали все чаще, а Люба-то видит, что Родислав больше времени с семьей проводит, и стала она надеяться, что с Лизой у него отношения на нет сходят. Она приободрилась, приосанилась, начала с оптимизмом смотреть вперед. Отец при должности, Родислав стал ближе к семье, Николаша учится, а тут еще началась борьба за дисциплину труда и создание обстановки нетерпимости к любым проявлениям неорганизованности.

– Не понял, – озадаченно протянул Камень. – А это при чем? Люба-то тут каким боком?

– Вот и видно, что ты ни черта не смыслишь в той жизни, – с досадой каркнул Ворон. – Ты хоть представляешь себе, что такое жизнь в СССР под руководством единственной партии? Как только наверху, – он ткнул клювом в направлении воображаемого «верха», – что-нибудь скажут, даже слово случайное обронят, как вся страна кидается немедленно выполнять, да еще соревнуются между собой, кто лучше выполнит, кто быстрее, кто больше. На совещании в ЦК КПСС, это у них самый главный орган был, сказали, что руководители всех уровней несут персональную ответственность за соблюдение дисциплины труда и создание обстановки нетерпимости к любым проявлениям неорганизованности. И понеслось! Это еще зимой было, только-только власть сменилась. А уж летом вообще постановление приняли насчет укрепления социалистической дисциплины труда и наведения в стране порядка. Ну, это уж попозже было. После зимнего совещания все начальники начали дисциплину укреплять кто во что горазд, а в Николашином институте ректор особо зверствовал, проверки посещаемости на каждой лекции устраивал, прогулять невозможно, чуть что – сразу отчисление. Так что Колька наш хоть и безобразничал в свободное от учебы время, в карты играл и вино пьянствовал, но хотя бы на занятия исправно ходил, и Люба этому от души радовалась. Она готова была и карты терпеть, и долги, все, что угодно, только бы не отчислили, только бы в армию не забрали и в Афганистан не послали. Война-то там все еще шла, так и не закончилась. В начале года СССР официально заявил, что ограниченный контингент советских войск будет выведен из Афганистана лишь после прекращения вмешательства извне, а вмешательство это и не думало прекращаться, американцы там вовсю разошлись, так что войне этой конца не видно было. В те времена все матери в СССР знаешь как армии боялись? В общем, первый курс Николаша кое-как закончил, ни фига не учился, конечно, дома не занимался, к семинарам, практическим занятиям и контрольным не готовился, но хотя бы не прогуливал. Вот так, тихо-мирно, и текла жизнь Романовых.

– А Лариса с бабушкой? – поинтересовался Камень. – Как они там?

– Да все так же. Лариса в школу ходит, учится через пень-колоду, неинтересно ей, но она старается как может, чтобы бабушку не огорчать. Чуть не каждый день приходит к Романовым, чтобы с уроками помогли, то ей по математике непонятно, то по химии, то сочинение по литературе не знает как написать. И бабка за ней следом, в основном ближе к ужину. Наестся до отвала и давай ныть, что Ларочка – сиротинушка, и некому о ней позаботиться, и носить-то ей нечего, в морозы ножки мерзнут, и из школьной формы она выросла, и книжек у нее хороших нет. Старая песня. А в начале июня, это уже восемьдесят третий год пошел, она вообще всех достала…