– А ты откуда знаешь? – удивился Ветер. – Письмо-то личное.

– Много ты понимаешь в политике! – хмыкнул Ворон. – У двух королей не может быть личной переписки, они – лица государственные. Письмо в самой главной советской газете было опубликовано, его вся страна читала.

– И чего в письме? – поинтересовался Ветер. – Про любовь?

– Про политику. Насчет того, что израильские войска уничтожают палестинские лагеря Сабра и Шатила в Западном Бейруте.

– Ни хрена не понял, – признался Ветер. – Почему самый главный в СССР и самый главный в США переписываются насчет Израиля, Палестины и Западного Бейрута? Им-то какое дело?

– Слушай, не понимаешь в политике – так сиди и не высовывайся, – рассердился Ворон. – Я тебе ликбез устраивать не нанимался. Мы сериал смотрим.

– Ладно, ладно, все, я заткнулся, – дунул Ветер. – Дальше рассказывай.

– Ну, Договор о всеобщем запрещении испытаний ядерного оружия я пропускаю, тем более что это и не Договор вовсе, а только его основные положения… А вот дальше – кошмар. В конце октября в результате давки на стадионе Лужники погибло около трехсот футбольных болельщиков. Представляете?

– Ужас, – согласился Камень. – Страшная трагедия.

– Вот, собственно, и все. А потом и Брежнев умер…

– Как это – все? – в негодовании воскликнул Камень. – Как это – Брежнев умер? А Николаша? Он же должен был тем летом школу заканчивать и в институт поступать. Что же ты такое важное пропускаешь?

– А, чего там, – пренебрежительно хмыкнул Ворон. – Окончил он школу с грехом пополам, к экзаменам напрягся и более или менее прилично сдал, а в институт его Аэлла запихнула, да и Родислав свои связи задействовал. Вот совместными усилиями они парня к высшему образованию и приладили. Не самый престижный, конечно, институт, но ничего, не стыдный. Как раз на День милиции, десятого ноября. Родислав в командировке был с очередной проверкой, а Люба с отцом на концерт собиралась, у них там на День милиции самые лучшие концерты давали…

– А ты откуда знаешь? – угрожающе нахмурился Камень. – Ты уже смотрел, что ли? Опять вперед заглядывал?

– Ну и заглянул чуть-чуть, – Ворон гордо вскинул клюв. – Ну и что такого? Я же должен план просмотра составлять, чтобы действовать осознанно, а не на авось. А если тебе не нравится…

– Мне все нравится. Давай рассказывай.

* * *

Родислав почуял неладное, когда его разбудил телефонный звонок. Вчера начальник проверяемого подразделения устроил выезд в зону отдыха с баней и шашлыками, попарились славно, шашлычков поели, водочки выкушали немерено, и Родислав, как руководитель бригады проверяющих, позволил себе поспать подольше. Голова гудела, глаза плохо фокусировали, и он даже не сразу вспомнил, где в этом гостиничном номере находится телефон. На ватных ногах он добрел до аппарата и снял трубку.

Звонили из Москвы. Дана команда немедленно сворачивать проверку и возвращаться в столицу. Оно и к лучшему, подумал Родислав, бригада здесь уже неделю, для справки материалов нарыли более чем достаточно, а после вчерашней пьянки думать о работе было противно.

Он поплелся в ванную, но понял, что сил у него нет, и присел в кресло перед телевизором, чтобы отдохнуть. Нажал кнопку и увидел на засветившемся экране балетную сцену. «Черт! Кто-то помер. Кто? Неужели САМ? Наверное, иначе зачем было отзывать бригаду в Москву». Родислав потянулся к трехпрограммному радиоприемнику, но там звучала симфоническая музыка. И никакой информации.

Приняв душ и побрившись, он отправился в управление внутренних дел, где работала его бригада, и там ему показали телефонограмму под грифом «Совершенно секретно». Так и есть, умер Генсек. Официальная информация для населения страны еще готовится, так что до поры до времени нужно молчать. Команду срочно возвращаться здесь уж получили, нарочный поехал в аэропорт за билетами, рейс в 14.40. Родислав прошел в отведенный ему кабинет и позвонил жене на работу. Голос Любы звучал расстроенно.

– Звонил папа, сказал, что на концерт мы не идем. Там что-то случилось в верхах, кто-то умер, кажется; во всяком случае, по телевизору показывают «Лебединое озеро», но ничего не говорят. Не знаешь, в чем дело?

– Не знаю, – соврал Родислав.

Если бы Люба была рядом, он, разумеется, сказал бы ей правду, но по телефону, тем более междугородному, не решился. Черт их знает, этих комитетчиков, а вдруг в целях пресечения распространения информации они все телефоны прослушивают?

– У нас на работе тоже никто ничего не знает, все только гадают. Наверное, кто-то из Политбюро. Жалко, что папа на концерт не может пойти, я платье красивое надела и отпросилась сегодня пораньше.

– Сходи одна, – предложил Родислав. – Или подругу возьми с собой.

– Так билеты-то у папы!

– А заехать к нему ты не успеешь?

– Никак, – вздохнула она. – Не получается. У него какое-то важное совещание, его вызвали в Кремль, и он там пробудет до вечера. В общем, он сказал, что мы не идем. А когда ты приедешь?

– Сегодня.

– Правда? – обрадовалась она. – Отлично! Тогда мне и концерт не нужен, я буду тебя ждать. Что тебе вкусненького приготовить?

После вчерашнего при мысли о еде Родислава затошнило, но ему не хотелось разочаровывать жену, и он попросил борщ с чесночными пампушками. Понятно, что праздничный концерт сегодня отменили, иначе Николай Дмитриевич обязательно позаботился бы о том, чтобы передать билеты дочери.

Следующий звонок он сделал Лизе. Предполагалось, что он вернется из командировки официально, то есть для детей, на день позже, чем на самом деле, и проведет освободившиеся сутки у Лизы, но теперь этот план отменялся: в связи с чрезвычайной ситуацией его срочно отзывали в Москву, и Любин отец знает об этом, не может не знать, так что дома Родислав просто обязан появиться сегодня же, а до этого, сразу же из аэропорта, приехать на службу – такое он получил распоряжение. Лизе это не понравилось.

– Но ты мне обещал! – капризно заявила она. – Мы вместе планировали, как проведем этот день, я готовлюсь, надеюсь, жду тебя, а у тебя опять какие-то дела.

– Лизочка, милая, но что же я могу сделать, если меня отзывают? Все в курсе, что я должен приехать сегодня, и мой тесть тоже. Я просто не имею права не появиться дома.

– А не появляться у меня ты тоже имеешь право? Я, между прочим, одна воспитываю твоего ребенка, а от тебя никакой помощи! Чуть что – сразу тестем прикрываешься. Может быть, пора уже как-то решить вопрос, чтобы генерал Головин перестал быть твоим тестем?

Лиза явно настроена была поскандалить, и ее вовсе не смущало, что Родислав находится далеко и разговаривает по телефону из чужого служебного кабинета.