* * *

– Все равно я не понимаю, почему здесь надо запятую ставить, а здесь – нет, – громко заявила Лариса. – Ты плохо объясняешь.

– Потому что в одном случае это деепричастие, – терпеливо объясняла Леля, – а в другом – обстоятельство образа действия. «Старик сидел опустив голову». Как он сидел? Опустив голову. Этими словами описывается образ действия. «Опустив голову, он посмотрел на свое отражение в воде». Человек сначала опустил голову, а сделав это, посмотрел на свое отражение. Тут последовательные действия. Понимаешь разницу?

Несмотря на то что Леля была младше, программу по русскому языку она освоила за многие годы вперед, и кроме того, у нее была так называемая врожденная грамотность, она точно чувствовала орфографию и синтаксис и никогда не сделала бы ошибку, даже если захотела бы, а Лариса частенько прибегала к ее помощи, выполняя задания по русскому языку, в котором была не сильна. Занятия в школе уже закончились, девочек должны были вот-вот развезти по дачам, и Лариса пришла к Леле позаниматься русским, потому что ей, как неуспевающей, дали большое дополнительное задание на лето.

Леля по-прежнему не любила соседку, но как-то привыкла к своей нелюбви, притерпелась к ней и даже перестала замечать. Лариса и ее бабушка стали неотъемлемой частью жизни семьи Романовых, со дня смерти матери Ларисы прошло три года, и Леля уже с трудом могла вспомнить те времена, когда они жили по-другому, без постоянного присутствия соседей.

– Лелька, у тебя на даче парень есть? – спросила Лариса, не понижая голоса.

Леля испуганно обернулась в сторону двери. За стеной, в соседней комнате, занимался Коля, завтра у него экзамен, и нужно поменьше шуметь, чтобы не мешать брату готовиться.

– Говори потише, пожалуйста, – попросила она.

– А чего? – Лариса чуть сбавила тон. – Стесняешься, что ли?

– Ничего я не стесняюсь, мы Коле мешаем, он занимается.

– Ну и подумаешь! – фыркнула Лариса. – Мы с тобой тоже занимаемся. Так есть у тебя парень или нет?

– Какой парень? Ты что, с ума сошла? У меня на даче друзья, и мальчики, и девочки.

– А один, такой, который для тебя особенный, – есть? Чтобы домой провожал, в кино с тобой ходил, лапал?

– Мы в кино все вместе ходим, – недоуменно ответила Леля. – И никто никого не провожает, если не по пути. А как это – лапал?

– Сопля! – пренебрежительно протянула Лариса. – Ты еще совсем маленькая, даже таких вещей не знаешь. А у меня есть парень, ему целых пятнадцать лет.

– Так он же большой!

– Ну, и я не маленькая, мне уже тринадцать. Мы этим летом, наверное, уже целоваться будем, как взрослые.

– Мне это неинтересно. Давай упражнения делать.

– Да ну их! Надоело.

– Тогда я буду читать, – строго сказала Леля. – Если хочешь, иди посмотри телевизор.

– А ты не будешь?

– Мне это неинтересно, – повторила Леля.

Это было не совсем правдой, телевизор смотреть Леля любила, особенно если передавали что-нибудь про поэзию или показывали концерты, на которых читали стихи. Тогда она внимательно слушала и по ходу пыталась придумать, могла бы она сказать лучше, выразить мысль точнее, передать чувство образнее. Но для этого нужно, чтобы никого не было рядом, чтобы никто не мешал глупой болтовней и не отвлекал. Сейчас дома были папа и мама, мама на кухне готовила ужин, а папа смотрел по телевизору футбол, вот пусть Лариска с ним вместе посидит или маме поможет, только бы читать не мешала.

Она успела прочитать страниц десять, когда раздался звонок в дверь. Можно было и не смотреть, кто пришел, и так ясно, что Ларискина бабушка, она всегда перед самым ужином является. И действительно, через минуту Леля услышала низкий гудящий голос Кемарской, который почему-то то и дело срывался на неприятный визг. Татьяна Федоровна о чем-то разговаривала с папой.

– Лелечка, – в комнату заглянула мама, – иди ужинать.

Леля нехотя закрыла книгу и пошла в комнату, которая раньше, давным-давно, называлась гостиной, а с тех пор, как там стали спать мама с папой, превратилась просто в «большую».

– Это ж подумать, какое несчастье! – причитала Татьяна Федоровна, уплетая рыбу с жареной картошкой. – Ну как это так может быть, чтобы пассажирский теплоход врезался в опоры моста? Нет, тут что-то не так, тут что-то другое было.

– Что – другое, Татьяна Федоровна? Вы что имеете в виду? – спрашивал папа.

– Там как-то по-другому дело было, вот попомни мое слово. Неспроста это.

– Что – неспроста?

– А то, что нам не говорят, сколько человек погибло. Ведь такого не может быть, чтобы теплоход в мост врезался, а никто не погиб. Не может! Значит, если никто не погиб, то там что-то другое было, а не столкновение с мостом. А если все-таки теплоход в опору врезался, тогда пусть скажут, сколько народу погибло. Дурят нас, ой дурят! Все от нас скрывают, ничего не говорят. Это все специально делают.

– Кто делает, Татьяна Федоровна?

Леля видела, что отец давится от смеха и с большим трудом сдерживается, чтобы не прыснуть. Ей тоже стало смешно. Какая все-таки глупая старуха эта Ларискина бабушка, даже папа над ней смеется.

– Масоны, – низким басом проговорил Николаша, дурачась. – Верно, Татьяна Федоровна? Это все происки масонов и сионистов. И вообще, это мировой заговор.

Кемарская с вызовом вздернула голову.

– А и масоны! А что вы думаете? Наверняка на том теплоходе какие-нибудь известные люди плыли, вот их и решили извести. Я вам уже который раз говорю про это, а вы меня и слушать не хотите. Артистов изводят, убивают, а нам говорят, что они своей смертью померли. Вот в прошлом году артист Солоницын умер, тоже не случайно, он молодой совсем был. Про Брежнева я уж вообще молчу, тоже темная история.

– Татьяна Федоровна, Брежнев был глубоко больным человеком, он болел уже очень давно, – сказала мама.

– Может, и давно, – упорствовала Кемарская, – а только ясно, что те, кто замыслил его извести, хотели народу праздник испортить, хотели, чтобы он умер на Седьмое ноября, да только не вышло у них что-то, и он еще до десятого числа пожил. Вот докажите мне, что это не так! Докажите!

– Ничего, они и так праздник испортили, – ехидно сказал Коля, – вся страна хотела на День милиции концерт по телевизору смотреть, а его отменили.

Леле стало скучно. Она поняла, что почитать дома ей не дадут, беседа была оживленной, и в ее комнате все слышно, да еще телевизор орет, папа не разрешает звук убавлять, он за футбольным матчем следит. Девочка посмотрела в окно: еще совсем светло, может быть, удастся отпроситься на улицу. Она встала из-за стола и подошла к матери.