Получив зарплату, он позвонил Любе и сказал, что хочет приехать, привезти деньги.
– Ты с ума сошел! – рассмеялась она. – Ты же проверяешь Магаданский филиал.
– Черт, я и забыл совсем. Тогда давай встретимся.
Они встретились в метро, но вместо того, чтобы просто передать конверт с деньгами, Родислав неожиданно предложил пойти куда-нибудь посидеть.
– Разве тебе не нужно домой? – удивилась Люба.
Он безразлично махнул рукой:
– Пойдем, выпьем кофе, поговорим.
Встреча затянулась, они говорили без умолку, Родиславу хотелось поделиться с ней всем, что произошло за две недели, прожитые с Лизой. Люба не отрываясь смотрела на него и внимательно слушала о том, как проходит борьба с пьянством в рамках Министерства внутренних дел, скольких человек поймали за распитием спиртного на рабочих местах, как их наказали, кто из знакомых пострадал при этих рейдах, у кого с кем испортились отношения. Он даже сам не ожидал, как, оказывается, соскучился по этим разговорам.
Кофе в заведении был пристойный, а вот пирожки оказались ужасными. Родислав надкусил один и брезгливо положил обратно на тарелку.
– Нигде не умеют печь пирожки так, как ты, – сказал он. – Я ужасно соскучился по твоей стряпне.
– Я бы пригласила тебя к себе в гости, – рассмеялась Люба, – но, увы, ты далеко. Кстати, когда ты планируешь вернуться?
– Куда?
В первый момент Родислав понял ее вопрос так, будто она спрашивает, когда он вернется домой. И впервые в его голове мелькнула шальная мысль о том, что, может быть, так и надо сделать. Пока не стало слишком поздно.
– Из Магадана, естественно, – спокойно ответила Люба. – Мне в выходные придется ехать на дачу, что-то говорить папе и Леле. Нам с тобой этот вопрос надо решить. Для них ты пока еще в Москве, про командировку я наврала только Коле. Но ведь он такой непредсказуемый, он в любой момент может заявить, что соскучился по сестре и деду, и рвануть на дачу, у него там полно друзей. И уж он-то непременно скажет, что ты в отъезде. Меня поймают на лжи, мне придется как-то выкручиваться. Не хотелось бы, чтобы это произошло неожиданно. Мне нужно подготовиться.
– Я не знаю, Любаша, – Родислав растерялся. – Давай скажем, что я уехал в то воскресенье, когда ты была на даче. Поздно вечером. Пока ты была на даче, ты еще этого не знала, а когда приехала в Москву, позвонила мне на работу прямо с вокзала, и я сказал тебе, что срочно улетаю. Поэтому и Кольке ты сказала, что я в командировке.
– А зачем я тебе звонила с вокзала?
– Ну, например, ты думала, что если я уже заканчиваю работу, то могу тебя подхватить на машине, и мы вместе вернемся домой.
Люба подумала немного и согласно кивнула.
– Годится. Нужно продумывать заранее все детали, а то папа непременно за что-нибудь зацепится, ты же знаешь, какой у него нюх на всякие несостыковки.
– Любаша…
– Да?
– Я хотел спросить: ты еще не начинала готовить папу и Лелю к тому, что я… Ну, в общем, ты понимаешь.
– Пока нет. Ты считаешь, что уже пора?
– Нет-нет, я просто так спросил.
Он спросил не просто так, коварная мысль о возвращении снова мелькнула в его голове. Мелькнула и тут же исчезла. О каком возвращении может идти речь? Там Лиза, которую он безумно любит, там маленькие дети, там сын…
– Я позвоню вечером, узнаю, как Николаша, – сказал, прощаясь.
– Я буду ждать, – улыбнулась Люба. – Спасибо за деньги.
Эта встреча подействовала на Родислава как наркотик. Теперь каждый вечер он приходил с работы, наспех ужинал, чем-то механически занимался, ожидая девяти часов – времени, когда он обычно начинал звонить Любе. Но если раньше эти звонки были связаны только с сыном, то теперь он звонил и подолгу, минут по сорок, разговаривал с ней о том, о чем привык разговаривать за все совместно прожитые годы. Если Коли к моменту девятичасового звонка дома не оказывалось, он звонил в одиннадцать и снова долго разговаривал с женой, потом в двенадцать, потом в час ночи – и так до тех пор, пока Люба не говорила: всё, он пришел и лег спать.
Лизе это очень не нравилось. Она ревновала, в ее представлении Родислав должен был, уйдя из семьи, обрубить все концы и окончательно порвать связь с женой и детьми. А тут он приходит с работы – и начинается бесконечный перезвон и обмен информацией. Да еще телефон уносит, чтобы она не слышала, о чем он с Любой разговаривает. Да и о чем можно так долго разговаривать? Сын пришел – сын не пришел, вот и весь разговор, а он часами на телефоне висит.
И вообще, она довольно быстро поняла, что с Родиславом ей трудно. Она не привыкла жить с мужчиной постоянно, у нее были только любовники, и ей казалось, что постоянная жизнь с любимым мужчиной – это такой вечный праздник, когда все красиво и замечательно, когда каждый день признания в любви, цветы и много интима. А тут оказалось, что спать с Родиславом неудобно, он ворочается и занимает на неширокой кровати слишком много места, с ним тесно, и в целом жить с ним неудобно, он требует много сил, внимания и заботы. Лиза внезапно почувствовала себя закабаленной, ведь прежде никто не требовал от нее, чтобы она все делала быстро, хорошо, красиво и вкусно, а теперь от нее постоянно что-то требуют и требуют – выглаженных сорочек, постиранного белья, домашней стряпни, чистоты в ванной и на кухне. Праздник закончился в первые же два дня, и началась тяжелая работа, у Лизы к уже имеющимся двум детям прибавился третий ребенок, которого нужно как следует кормить и за которым нужно все время ухаживать. У нее не было на это сил, и это было совсем не похоже на ту сказку, которую она сама себе нарисовала много лет назад и которую пестовала в своем воображении, мечтая о том, как Родислав наконец разведется и женится на ней. И, кроме всего прочего, оказалось, что секса в их жизни не только не стало больше, но он стал еще более редким, чем когда Родислав приезжал к Лизе как к любовнице. Сама Лиза теперь гораздо больше уставала и почти никогда не проявляла инициативу, а Родислав так переживал из-за сына и так поздно ложился, что уже было не до любви.
Однажды она не выдержала.
– Ну что ты так бесишься из-за Коли? Чего ты звонишь постоянно, как будто чем-то можешь помочь? Или что, если он не придет ночевать, ты пойдешь по всем притонам его искать?
– И пойду, – ответил Родислав. – Если надо – буду и по притонам ходить, и по больницам его искать. И Любе буду звонить, и успокаивать ее, и поддерживать, потому что он – мой сын, а она – моя жена, с которой я прожил двадцать один год, она – мать моего сына, и Колька – наша общая с ней беда, наш общий крест, и нести его мы будем вместе.
– Если она твоя жена и у вас с ней все общее, тогда что же у нас с тобой? Ну, ответь, у нас-то с тобой что? У нас дети не общие? И ты не собираешься на мне жениться?