Book.

— Он не просто мальчишка, — возразил Рун.

— Но он еще и мальчишка, — упорствовала Эрин. — И мы не должны об этом забывать.

Рун не мог оспаривать правоту ее слов, но ничего из сказанного не снимало коренную проблему, выраженную Христианом. Корца обернулся ко всем лицом.

— Так мы рискнем воспрепятствовать осуществлению воли Божьей, спасая Томми из рук Искариота?

— Чертовски прямолинейно, — Джордан, готовый лезть в драку за мальчика, выпятил подбородок. — Мой бывший командир заставил каждого солдата затвердить назубок: чтобы зло восторжествовало, нужно лишь, чтобы добрые люди ничего не делали.

Эрин была настроена не менее решительно.

— Джордан прав. Все дело в свободе воли. Томми Болар избрал спасти этого голубя и был благословлен за этот добрый поступок. Мы должны позволить мальчику выбрать собственное будущее, а не дать Искариоту отнять его.

Меньшего Рун от этой пары и не ожидал и почерпнул силы у них.

— Христос пошел на крест добровольно, — согласился он. — Мы дадим этому отроку Томми ту же свободу решить свою участь самостоятельно.

23 часа 58 минут

Самолет опять попал в зону турбулентности, и Христиан велел всем снова занять места в креслах. Броски и тряска отражали метания, царившие в душе Эрин, не давая ей успокоиться. Пристегивая ремень, она понимала, что должна поспать, однако заодно понимала, что любые старания добиться этого будут тщетны.

Джордан, казавшийся менее встревоженным, зевнул так, что чуть челюсть не вывихнул. Армейская школа пошла ему на пользу; похоже, он способен спать при любых обстоятельствах.

Когда он откинул спинку кресла, устраивая свое крупное тело поудобнее, Эрин посмотрела за окно, во тьму, раскинувшуюся над полночным морем. Ее мысли неизменно вертелись вокруг загадки Томми Болара и отрезка истории, касающейся Иуды Искариота. Наконец, чтобы хоть как-то отвлечься, она полезла в карман куртки и достала предмет, завернутый в клеенку, найденный в снегу ледяного лабиринта.

Сидевший напротив Рун заерзал, пристально уставившись на сверток у нее в руках.

— Это принадлежит графине. Она нашла это вмороженным в стену лабиринта. Должно быть, обронила его во время переполоха.

Эрин приподняла брови, вспомнив, как и сама нашла одеяльце сестры, точно так же вмороженное в лед русским монахом, чтобы отвлечь ее внимание и причинить боль. Вид этой перепачканной тряпицы глубоко задел ее за живое.

Тем не менее я все равно бросила ее.

Она потерла клеенку подушечкой большого пальца. Очевидно, Батори свой приз достала. Был ли такой выбор в лабиринте правильным? Эрин предпочла следовать велению рассудка, а не эмоций. И все же Батори победила, проломив лед и тем срезав путь. Может, Григорий испытывал их сердца?

Не потому ли я проиграла?

Даже сейчас горечь сожаления не оставляла ее. Надо было добыть одеяльце, забрать его в Калифорнию, чтобы похоронить в могиле сестренки, где ему и место.

Эрин разглядывала предмет, вертя его в руках и гадая, что там внутри такое, раз оно устроило Батори такую же эмоциональную встряску, как ей — одеяльце. Испытывая потребность узнать это, она принялась возиться с узлом. Пальцы при каждом скачке самолета соскальзывали.

Наконец, ей удалось чуть ослабить бечевку. Она не спеша распутала узел до конца и отогнула уголок клеенки. Похоже, холстина, обработанная воском для водонепроницаемости.

— Что бы там ни было, — пробормотала Эрин себе под нос, — но для Батори эта штука была важна.

— Тогда, наверное, это что-то личное, — протянул к ней ладонь Рун. — И мы должны проявить к этому уважение.

Эрин задержала руку, вспомнив, как ее саму возмутила мысль, что Распутин надругался над могилой ее сестры, чтобы добыть одеяльце.

Не совершаю ли я сейчас такого же надругательства?

Рядом зашевелился Джордан, явно проснувшийся.

— То, что там находится, может подсказать нам, с чего это наш ублюдок заинтересовался графиней. Это может спасти ей жизнь. Это может спасти жизнь нам.

Эрин поглядела на Руна, вопросительно приподняв брови. Святой отец опустил руку на колени, признавая ее правоту.

Хотя самолет то взмывал, то обрушивался вниз, Эрин разворачивала толстую ткань медленно и аккуратно. Внутри оказалась книга в кожаном переплете, покрытом пятнами старости. Эрин бережно провела пальцем по гербу, тисненному на обложке.

Он изображал геральдического дракона, обвившегося вокруг трех горизонтальных зубов.

— Это фамильный герб рода Батори, — сообщил Рун. — Зубы означают дракона, якобы сраженного воином Витусом, основателем династии Батори.

Заинтересовавшись еще больше, Эрин осторожно приподняла обложку, открывшую взору бумагу, побуревшую от времени. По странице бежали каллиграфические строки, выведенные женской рукой чернилами из дубовых орешков. Тут же находился прекрасно выполненный рисунок растения: листья, ствол, даже подробное изображение корневой системы.

Пульс Эрин участился.

Должно быть, это ее личный дневник.

— Что там говорится? — поинтересовался Джордан, садясь ровнее и склоняясь к ней.

— Это латынь, — она поломала голову над первым предложением, осваиваясь с почерком. — Здесь описание ольхи, перечисляющее свойства различных частей растения. Включая снадобья и способы их приготовления.

— В свое время Элисабета была любящей матерью и целительницей, — промолвил Рун настолько тихо, что они едва расслышали.

— В наше время она убийца, — заявил Джордан.

Корца оцепенел.

Эрин перевернула страницу. Там обнаружился виртуозный рисунок тысячелистника. Графиня воспроизвела его соцветия, перисто-рассеченные листья и стержневой корень, покрытый тонкими корешками по бокам.

— Похоже, она была еще и одаренной художницей, — заметила Эрин.

— Это так, — с еще более сокрушенным видом согласился Рун, по-видимому, огорченный этим напоминанием о богине, которую он погубил своим обращением.

Эрин пробежала текст глазами, читая распространенные медицинские употребления тысячелистника в качестве кровоостанавливающего и ранозаживляющего средства. Внимание ее привлекло одно примечание. Он также ведом как Дьяволова Крапива, поелику помогает в ворожбе и ограждает от злых сил.

Последнее напомнило ей, что Батори жила во времена суеверий. И все же графиня стремилась понять растения, упорядочить их, подмешивая к науке верования своих дней. В душе Эрин зародилось скупое уважение к этой женщине. Графиня бросила вызов суевериям своего времени, чтобы поискать способы исцеления людских недугов.