— С чего такая атака? — рассмеялась Рита, оборачиваясь и обнимая мужа за шею.
Бертиль зажмурился, осознавая, как ему повезло и как редко он об этом думает. О такой женщине, как Рита, можно было только мечтать. И как он только мог раньше наслаждаться жизнью холостяка?
— Как дела? — спросила она, отстраняясь, чтобы посмотреть на Бертиля. — Рассказывай, что случилось.
Мелльберг присел за стол и рассказал ей все. Он боялся поднять глаза на жену.
— Но Бертиль! — воскликнула Рита, присаживаясь на корточки рядом с ним. — О чем ты только думал?
Почему-то Мелльберга обрадовало то, что она не стала его утешать. Рита права. Он не подумал о последствиях своего общения с прессой. Но разве мог он представить подобное?
— Что ты во мне нашла? — спросил он под конец, глядя ей прямо в глаза, словно выискивая в них ответ.
Ему внезапно захотелось посмотреть на себя со стороны, глазами другого человека, чего он раньше никогда не делал. Настала пора узнать правду о себе. Больше прятаться и убегать нельзя. Ради Риты он хотел измениться. Стать лучше. Стать ей идеальным мужем.
Рита некоторое время молчала. Потом, заглянув ему в глаза, погладила Бертиля по щеке:
— Мне нравится, что ты смотришь на меня так, словно я восьмое чудо света. Нравится, что ты на все готов ради меня. Ты помог появиться на свет моему внуку. Ты готов был пожертвовать своей жизнью ради мальчика, который считает своего дедушку Бертиля лучшим в мире. Я знаю, что у тебя много предрассудков. Но я также знаю, что ты готов расстаться с ними, когда того требует ситуация. Я знаю, что у тебя много недостатков. Знаю, что ты слишком высокого о себе мнения. Но я также знаю, что тебе больно, когда ты совершаешь глупости. — Рита сжала его руку. — Ты человек, рядом с которым я хочу просыпаться каждое утро. Для меня ты совершенство.
Кастрюля на плите забулькала, но Рита не спешила вставать. Мелльберг почувствовал, как ощущение тяжести в груди отступает и на смену ему приходит новое чувство — чувство глубокой благодарности.
* * *
Потребность в дозе никак не проходила. Она уже начала сомневаться в том, что когда-нибудь сможет избавиться от этой зависимости. Но желание снова вкусить запретный плод было сильнее ее. Энни ворочалась в постели. Время было раннее, но Сэм уже спал, и Энни тоже решила лечь и почитать перед сном. Но спустя полчаса она едва перевернула одну страницу, не говоря уже о том, чтобы разобрать название книги. Фредрику не нравилась ее любовь к чтению. Он считал это пустой тратой времени. И каждый раз, застав жену с книгой, отбирал ее и швырял через всю комнату. Но Энни понимала, что кроется за этой ненавистью. Ему не нравилось чувствовать себя глупым и необразованным. Фредрик за всю жизнь не прочитал ни одной книги. И ему была невыносима мысль о том, что она могла знать больше него и иметь доступ к информации, недоступной для его. Фредрик хотел быть главным в их отношениях — умным, светским, опытным. От Энни же требовалось только держать рот на замке и быть милой. Ее мнением он никогда не интересовался, как не приветствовал и ее вопросы или комментарии. Однажды на приеме у них дома она совершила ошибку, вступив в дискуссию о внешней политике США. А когда ее выводы оказались логичными и обдуманными, Фредрик не выдержал. Он подождал, пока гости разойдутся. А потом заставил ее заплатить. Энни была на третьем месяце беременности…
Он столько у нее отнял, и не только время для чтения… Он отнял у нее ее мысли, ее тело, ее чувство уверенности в своих силах. И он готов был отобрать у нее и Сэма. Но на это Энни пойти не могла. Сэм был смыслом ее жизни. Без Сэма у нее ничего бы не осталось.
Отложив книгу, Энни повернулась лицом к стене. И тут же почувствовала, как кто-то присел на край кровати и положил ей на плечо руку. Энни улыбнулась и закрыла глаза. Кто-то запел колыбельную. Голос был красивый, но очень тихий, ближе к шепоту. Вдали послышался детский смех. Ребенок играл у ног матери, слушая вместе с Энни колыбельную. Как бы ей хотелось навсегда остаться с ними! Здесь они с Сэмом в безопасности. Рука на ее плече была мягкой и теплой. Голос продолжал петь. Энни захотелось повернуться и посмотреть на ребенка, но веки вдруг налились свинцом, и она погрузилась в сон. Последнее, что промелькнуло у нее перед глазами, — это кровь на руках.
* * *
— И как это Эрлинг тебя отпустил? — удивился Андерс, целуя сестру в щеку.
— В офисе кризис, — объяснила Вивиан, принимая бокал вина. — И он знает, что у меня много работы накануне открытия.
— Тогда сперва пройдемся по бумагам? — предложил Андерс, указывая на бумаги, разложенные на кухонной стойке.
— Иногда мне все это кажется таким бессмысленным, — вздохнула Вивиан.
— Ты хорошо знаешь, ради чего мы все это затеяли.
— Знаю, — она опустила глаза.
Андерс заметил кольцо на пальце.
— Что это?
— Эрлинг сделал мне предложение. — Вивиан поднесла бокал к губам и сделала большой глоток.
— Как вовремя.
— Да…
Что еще ей было сказать.
— Как дела с приглашениями? — сменил тему Андерс, доставая пригласительные списки.
— Последний срок для подтверждения — пятница.
— Тогда всё под контролем. А еда?
— Продукты закуплены. Повар готов. Официанты тоже.
— Тебе это не кажется абсурдным? — внезапно спросил Андерс, отложив бумагу.
— О чем ты? Немного веселья не помешает, — улыбнулась Вивиан.
— Да, но это чертова куча работы.
— Зато открытие будет потрясающим. Гран финале, — подняла бокал в тосте Вивиан.
Внезапно ее затошнило. Перед глазами встали картины прошлого.
— Ты подумала о том, что я сказал? — спросил Андерс.
— О чем? — Вивиан притворилась, что не понимает.
— Об Улофе.
— Я не хочу о нем говорить. Я же сказала.
— Но так не может продолжаться.
В голосе Андерса была мольба. Вивиан его не понимала. Что ему нужно? Ненависть к Улофу поддерживала их все эти годы. Она заставляла их двигаться дальше. Они жили этой ненавистью с тех пор, как освободились от него, от запаха вина и сигаретного дыма, от его собственного неприятного запаха. Все это время они держались вместе, и Вивиан не понимала, почему он не хочет продолжать.
— Ты слышал новости?
— Да, — Андерс поднялся, чтобы идти накрывать стол к ужину. Бумаги он сложил на табуретку.
— И что ты думаешь?
— Ничего не думаю, — ответил он, ставя тарелки.
— Я была у тебя дома в ту пятницу после визита Матте в «Бадис». Эрлинг спал. Я хотела поговорить с тобой, но тебя не было.
Слова были произнесены. Вивиан наконец высказала то, что так долго ее мучило. Она смотрела на Андерса, молясь про себя, чтобы тот возразил, чтобы успокоил ее… всё, что угодно. Но он отводил глаза. Взгляд его был прикован к столу.