— Я вам уже говорил, еще не время.
Лезаж посмотрел на него, словно решив принять вызов.
— Если вы нам объясните все это, мсье Лезаж, — продолжил Камиль, хлопая ладонью по папке, — мы отпустим вас домой. — Он надел очки. — Прежде всего, ваше расписание. Возьмем просто последние месяцы, не возражаете? Навскидку… четвертого ноября у вас встреча с коллегой мсье Пелисье. Его не было в Париже, и в этот день он с вами не встречался. Семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого декабря вы должны были провести на аукционе в Масоне. Никто вас там не видел, вы даже не записались. Одиннадцатого января, встреча с мадам Бертльман для проведения экспертизы. Она встречалась с вами только шестнадцатого. С двадцать четвертого января вы на салоне в Колони, на протяжении четырех дней. Вы туда и ногой не ступали… Дальше…
— Прошу вас…
— Да?
Лезаж разглядывал свои руки. Камиль хотел выстроить между ними дистанцию и потому не отрывал взгляда от бумаг. Когда он поднял голову, Жером Лезаж выглядел совсем иначе. Внешняя уверенность уступила место огромной усталости.
— Это ради сестры… — пробормотал он.
— Ради сестры?.. Вы делаете вид, что работаете, ради вашей сестры, так?
Лезаж только коротко кивнул.
— Почему?
Камиль довольно долго ждал, не заговорит ли Лезаж, но тот молчал, и Камиль решил протиснуться в наметившуюся брешь:
— Ваши… отсутствия случаются нерегулярно, но довольно часто. Проблема в том, что они в большинстве случаев совпадают с моментами убийства девушек. Мы вынуждены были задуматься.
Камиль дал Лезажу немного времени поразмыслить.
— Тем более, — продолжил он, — исчезали не только вы, но и крупные суммы из вашего бюджета. Давайте посмотрим… в феврале и марте этого года вы продали пакет акций, принадлежащих вашей сестре, капиталом которой вы официально управляете. Кстати, довольно трудно разобраться в ваших биржевых манипуляциях. В любом случае акций было продано не меньше чем на четыре с половиной тысячи евро. Могу я спросить, что вы сделали с этими деньгами?
— Это личное! — сказал Лезаж, резко вскидывая голову.
— Уже не личное, поскольку крупные суммы, исчезнувшие с ваших счетов, соответствуют периодам, когда убийца готовил свои преступления, на что ему потребовалось немало денег, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Это не я! — заорал книготорговец, ударив кулаком по столу.
— Тогда объясните мне и ваши отлучки, и ваши траты.
— Это вы должны доказывать, а не я!
— Спросим у судьи, что она думает по этому поводу.
— Я не хочу, чтобы моя сестра…
— Да?..
Лезаж сделал над собой максимальное усилие, на какое только был способен.
— Вы не хотите, чтобы она узнала, что вы не работаете столько, сколько хотели показать, и тратите деньги, которые принадлежат ей, вот что.
— Не вмешивайте ее во все это. Она очень уязвима. Оставьте ее в покое.
— Вы не хотите, чтобы она узнала что?
В ответ на его упрямое молчание Камиль глубоко вздохнул.
— Ладно, пойдем дальше. В день, когда в Глазго была убита Грейс Хобсон, вы исчезаете из Лондона, где проводили отпуск. Из Лондона до Глазго, — добавил Камиль, поднимая глаза поверх очков, — один шаг. В момент, когда…
Луи зашел в комнату для допросов так тихо, что Камиль заметил его присутствие, только когда молодой человек уже, наклонившись к его уху, стоял рядом.
— Можете выйти на минуту? — спросил он шепотом. — Телефон. Это срочно…
Камиль медленно поднялся, глядя на свесившего голову Лезажа.
— Мсье Лезаж, или вы сможете объяснить нам все это — и чем раньше, тем лучше, — или не сможете, и тогда у меня возникнут к вам другие вопросы, куда более интимного свойства…
Ирэн упала на улице Мартир. Оступилась на тротуаре.
Подбежали прохожие. Ирэн уверяла, что все в порядке, но оставалась лежать на тротуаре, держа живот обеими руками и стараясь перевести дыхание. Кто-то из торговцев вызвал «скорую помощь». Бригада прибыла на место уже через несколько минут и нашла Ирэн сидящей с раздвинутыми ногами в лавке колбасника, жена которого рассказывала всем и каждому подробности случившегося. Сама Ирэн ничего не помнила, кроме тревоги и боли, которая теперь охватила все тело. Торговец повторял раз за разом:
— Помолчи, Ивонна, от тебя в ушах звенит…
Ирэн предложили стакан апельсинового сока, и она, не притронувшись к соку, так и держала стакан обеими руками, как священный предмет.
Потом ее уложили на носилки, которые проделали непростой путь от лавки до машины «скорой помощи».
Запыхавшийся от бега Камиль нашел ее в кровати на третьем этаже клиники Монтамбер.
— Ну как ты? — спросил он.
— Я упала, — ответила Ирэн просто, словно ее рассудок так и не мог оторваться от этой непостижимой очевидности.
— Тебе больно? Что говорят доктора?
— Я упала…
И Ирэн начала тихо плакать, глядя на него. Камиль сжал ее руки. Он бы тоже заплакал, если бы это лицо с такой точностью не напомнило ему Ирэн из его сна, когда она говорила ему: «Разве ты не видишь, что он делает мне больно?..»
— Тебе больно? — повторил Камиль. — Скажи, тебе больно?
Но Ирэн плакала, держась за живот:
— Мне сделали укол…
— Прежде всего ей надо успокоиться и потихоньку прийти в себя.
Камиль обернулся.
У врача был вид первокурсника. Маленькие очочки, длинноватые волосы, улыбка вчерашнего подростка. Он подошел к кровати и взял Ирэн за руку:
— Все будет в порядке, верно?
— Да, — сказала Ирэн, наконец-то улыбнувшись сквозь слезы. — Да, все будет в порядке.
— Вы упали, вот и все. И испугались.
Камиль, изгнанный теперь в изножье кровати, почувствовал себя лишним. Ему пришлось буквально проглотить вопрос, который едва не вырвался, и с облегчением услышал, как врач продолжил:
— Малышу не очень понравилась вся эта кутерьма. Ему стало неудобно там, где он есть, и не терпится посмотреть, из-за чего весь сыр-бор.
— Вы думаете? — спросила Ирэн.
— Я уверен. На мой взгляд, он будет очень даже спешить. Через несколько часов мы узнаем больше. Надеюсь, его комната готова, — добавил он со славной улыбкой.
Ирэн смотрела на врача с беспокойством:
— И что же будет?
— Преждевременные роды, но всего на три недели раньше, ничего страшного.
Луи позвонил Элизабет и попросил присоединиться к ним дома у Камиля. Они приехали вместе, как в синхронном плавании.