«Киклад».
Он впервые слышал, как это имя слетает с чужих губ, а не его собственных. Это наполнило сердце доктора странной уверенностью.
– Но есть и другие,– добавила она.– Шестая книга черная. Черный – цвет отчаяния, хаоса, душевной гибели.
– А седьмая?
Лицо девочки стало задумчивым.
– Седьмая – это книга, которая есть в каждом из нас. Веди его по шести, чтобы он понял, кто он такой. Нить судьбы Киклада похожа на канат, который перетерся. Ты должен соединить концы этого каната.
Она положила красную книгу поверх зеленого блокнота Портера.
Айша расправила плечи, словно с них свалился тяжкий груз.
– Я не могу отправиться с тобой. Но испытание должно свершиться, а тебе предстоит проследить за этим. Это твой жребий.
В глубине души Портера шевельнулась холодная неуверенность. Ему стало нехорошо, но Айша, кажется, чувствовала то же самое.
– Кого я должен вести?
– Ах, солнце сегодня такое жаркое!
Портер запнулся, прежде чем ответить.
– Да.
– Ты видишь свою тень?
Портер скосил глаза на землю. Он вытянул руку и пошевелил пальцами, наблюдая за покорными движениями тени.
– Присмотрись внимательней. Ты никогда не думал, что ты – это твоя тень?
– Нет. Вот моя тень.
– А если это отражение? Или вспомни свои сны. Это ты?
– Нет, конечно.
– Сущность вернувшейся души определяет нас – моваххидун.
Моваххидун – одно из самоназваний друзов. Они монотеисты, верующие в единого бога, бесконечного и непознаваемого. Их религия начиналась как исламская секта, хотя ислам давно отрекся от нее.
– Как тень или отражение, мы не способны отделить себя от нашего физического тела. Наши тела – одежды для души. Но я чувствую вовсе не то, во что должна верить по традициям моей семьи.
Она подняла с земли газету и протянула ее Портеру. Это был последний выпуск «Интернешнл геральд трибьюн», в котором публиковались выдержки из «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост».
Этот выпуск печатался в Париже. Ничего особенного в нем не было. Пока девочка листала страницы, Портеру не бросился в глаза ни один яркий заголовок.
Доктор ничего не понимал.
– Мой дядя часто бывает в Европе по делам. Каждую неделю он присылает мне что-нибудь почитать. Говорит, что я должна знать, что происходит в мире. Милый, славный человек. Я знаю все лучше его. Скажи, что ты видишь?
В центре страницы была напечатана фотография, на которой вступили в поединок двое мужчин. Хлестал дождь. Двое бились на улице современного Нью-Йорка, словно древние воины. «Коп сражается с бандитом».
По спине Портера пробежал холодок.
– Тело – лишь одежда, а лицо – маска. Но ты знаешь это лицо. Мы оба его рисовали. Когда-то мы были этим человеком.
Портер прочитал статью. Он всегда знал то, что сейчас подтвердила эта девочка: есть люди, которые являются реинкарнациями одной души. Живым парадоксом.
День еще не перешел в ночь, а доктор уже купил билет в Нью-Йорк и закончил свои дела в Бейруте. Он знал, что обратно ему не суждено вернуться.
В Нью-Йорке ждал человек, чьей живой реинкарнацией был сам Портер. Человек, который был младше его. И этот человек еще не умер.
Познать себя? Если бы я познал себя, я бы в страхе убежал.
Гете
Он упал на заднее сиденье «седана». Во рту пересохло, язык покрывала противная слизь. Шевелиться было тяжело. Он ткнулся лицом в черную обивку салона, но жесткая кожа неприятно липла к щеке, и он отпрянул. Волосы свалялись от пота, грязи и крови. Машина стояла на месте.
Сколько же времени прошло?
– От тебя воняет,– послышался раздраженный голос.– Он не захочет тебя таким видеть.
Ген вытер глаза от набежавшего пота и вылез из машины. Его голос звучал хрипло, а лицо непонимающе кривилось.
– Кто ты?
Женщина нетерпеливо вздохнула.
– Каждый раз одно и то же!
Ген стоял, пошатываясь, как новорожденный жеребенок. Он захлопнул дверцу трясущейся рукой. Бетонный пол подземного гаража приятно холодил босые ноги.
Над головой вспыхнули лампы. Загудели кондиционеры, перегоняя по трубам свежий воздух в подземное помещение.
У незнакомки были длинные золотисто-рыжие волосы и жгучие черные глаза. Почему-то она казалась знакомой, хотя он не мог припомнить ее лица.
– Ты сделал глупость. Откровенную глупость!
– А что я сделал?
– Не надо изображать дурачка. Я тебя слишком хорошо знаю.
Гену было не по себе. Он чувствовал себя неуверенно.
– Я не подумал.
– Это точно.
Она подошла к выходу, у которого стояли, вытянувшись в струнку, двое здоровенных охранников, и помахала пропуском перед сканером. Тяжелая металлическая дверь скользнула в сторону.
– Идем.
– Где я?
– А ты как думаешь?
– Не знаю.
– Это побочный эффект. Такое случалось уже много раз. Скоро все встанет на свои места. Идем.
Ген стоял и упрямо смотрел на нее. Женщина вздохнула и подошла к нему. Взяла его за руку и нежно погладила израненные пальцы.
– Считай, что это у тебя регресс в дикое состояние.
Он ничего не ответил.
Незнакомка потянула его за руку.
– Пойдем же,– мягко произнесла она и, словно ребенка, провела Гена через дверь.
Стены были из простого серого бетона. Окна в кабинетах – большие и безликие. На каждом повороте – охрана. Красные светодиодные огоньки цепью светились под потолком, обозначая маленькие видеокамеры в стальных корпусах. На первом этаже их было так много, что Ген сбился со счета.
Незнакомка шла, крепко держа его за руку, время от времени предъявляя пропуск. Они долго петляли по коридорам. Женщина никому не сказала ни слова, ни разу не познакомила его ни с кем. И не позволяла ни на что отвлекаться.
В этом здании все казалось таким правильным и по-военному упорядоченным, что у Гена помимо воли возникло ощущение, что он находится в нужном месте. Слабо забрезжили какие-то нечеткие воспоминания. Он знал это место, но в прошлый раз он словно глядел на него чужими глазами.
Они зашли в комнату, вдоль стен которой виднелись стальные однотипные двери-панели. Женщина кивнула на соседнюю комнатку, откуда доносилось журчание воды, и сказала: