Самый высокий из друзов шагнул вперед, держа в руках небольшой мешок из ткани. Он определенно собирался надеть его на голову Портеру.

С завязанными глазами эти люди могут отвезти его к девочке, а могут и легко убить. Портеру предстояло довериться им. Иначе он никогда не узнает, что его ждет. И в следующий раз его попросту сюда не пустят.

Подтверждая его мысли, прозвучал ультиматум:

– Либо ты идешь сейчас, либо не идешь никогда.

Аль-Сури выругался по-арабски.

– Не верь им.

Портер решился.

– Придется.

Он подошел к машине. Все, что доктор мог сказать: автомобиль был большой и черный. Он понадеялся, что Аль-Сури запомнит приметы машины.

– Если я не вернусь до заката, отвези Найлу обратно к мужу.

Портер забрался на заднее сиденье. Его прошиб холодный пот, когда высокий друз обернул его голову мешком и затянул завязку вокруг шеи. Кажется, его не волновало, сможет ли Портер нормально дышать под тканью.

Хлопнули дверцы, и, прежде чем Аль-Сури успел попрощаться, машина бесцеремонно сорвалась с места.

Айша

Сколько же они ехали? Час? Два? Машина тряслась и подпрыгивала. После нескольких поворотов Портер сбился со счета и перестал понимать, в какую сторону они едут. Он решил, что его везут по каким-то проселочным дорогам. Но разве можешь быть в чем-то уверен, если через ткань мешка на голове не видно ничего, кроме слабого света? Единственное, что доктор узнал наверняка,– на этой дороге не было ни одного ровного участка, которого хватило бы больше чем на пару минут. Похоже, машина углублялась в горы.

Из радиоприемника лилась громкая музыка – видимо, чтобы помешать пленнику определить путь по звукам.

Говорили мало. Его везли по просьбе натак, другой причины не было. Он никому не был нужен, кроме нее.

Машина остановилась. Все молчали. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем двигатель окончательно умолк.

Портер услышал, как щелкнула, открываясь, дверца автомобиля. Кто-то вышел из машины. Открылась вторая дверь.

Его выволокли наружу.

– Стой здесь.

Портер подчинился. Он пытался сглотнуть, но во рту пересохло. Послышался разговор. Спорщики пришли к какому-то решению. Что они собираются с ним сделать?

Доктор трепетал, оставшись наедине со своими страхами. Он слышал только собственное сбивчивое дыхание.

Наконец с его головы стянули мешок и дали время, чтобы глаза привыкли к яркому свету.

Двигатель машины зарокотал, и она унеслась прочь. Портер остался наедине с крупным мужчиной, который протянул ему блокнот и кивнул в сторону ворот.

– Айша ждет.

Девочка сидела в тени высокого кипариса и что-то решительно чиркала в толстой, изрядно потрепанной книге в ярко-алой обложке. Ей было не больше девяти лет, черные волосы обрамляли ее личико, не по-детски строгое. Вскоре она наденет на голову платок, по обычаям их племени.

Портер подошел ближе. Он чувствовал себя неловко. Присев у кипариса, спиной к дереву, он увидел через открытую дверь дома комнату, заполненную родственниками девочки. Все они настороженно следили за пришельцем.

– Они боятся тебя,– промолвила девочка.

– Я для них чужак.

– Я не боюсь чужаков.

В дверях появился хмурый молодой парень призывного возраста. Портер понял, что это – предупреждение.

– Мой брат. Он говорит, что западные люди постепенно вымирают. А еще, что неверные не смогут возродиться.

– Мы – две разные, воюющие между собой культуры. Это наша история. Возможно, судьба.

Айша подняла голову. Ее лицо просветлело.

– Ты уверен, что мы разные, ты и я?

«Она знает!»

Портер понаблюдал за тем, как она рисует. У ее ног лежала газета. Сосредоточенно водя карандашом по странице, она завела волосы за ухо, открывая круглую родинку на виске. Такую же, как у него самого.

«Родинки – следы от ран в прошлой жизни».

– Почему ты выбрал зеленый цвет для своих воспоминаний?

Ее карандаш легко скользил по бумаге, легкими штрихами воссоздавая портрет. Девочка была талантливей, чем все знакомые Портеру взрослые художники.

Серьезность разговора пугала доктора.

– Не понимаю.

– Твой блокнот зеленый.

Портер думал об этом, но ответа так и не нашел.

– Я был молодой, такой же, как и ты сейчас. Это было наитие. Однажды утром я проснулся и почувствовал потребность взяться за перо. Родители решили, что мои записи – обычные выдумки.

Тут он понял, что портрет, который Айша рисовала в книге,– портрет ребенка.

Остро заточенным концом карандаша она осторожно выделила пухлые ангельские щечки.

– Зеленый – интересный выбор. Случайностей не бывает. У нас, друзов, есть пять священных цветов. Желтый – аль-калима. Желтый – это слово. Синий – ас-сахик, духовная сила, сила воли. Белый определяет реальность того, что дает сила синего цвета. Но ты выбрал аль-акль. Зеленый – это разум, а разум постигает истину. Ты избрал зеленый цвет, потому что ты понимаешь разум.

– Я психиатр, если ты это имеешь в виду.

– В этой жизни,– добавила девочка.

Портер пригляделся с ней повнимательней. Айша держала в пальцах карандаш очень знакомым способом – его собственным. Девятилетняя девочка была такой же, что и он в детстве,– мудрой и всезнающей, вынужденной сражаться с ночными кошмарами и постигать их.

Айша сидела в тени, покрывая страницу карандашными штрихами. Закончив рисунок, она протянула книжку Портеру.

– Готово,– сказала девочка.– Настало «седьмое испытание».

Голова младенца, не больше месяца от роду, была отрезана и насажена на палку.

Портер застыл от ужаса. Потом перелистал страницы. Книгу заполняли записки на разных языках и непристойные, жуткие рисунки и наброски. Доктор ужаснулся не тому, что эти рисунки были страшными, а тому, что когда-то он сам рисовал эти кровавые и мерзкие сцены. Содержание красной книги девочки напоминало зеленый блокнот доктора. Большинство набросков совпадало во всех подробностях.

Это приходило в ночных кошмарах к мальчику с молочной фермы неподалеку от Кентербери. Интуиция увела его вдаль от зеленых берегов Англии, на поиски истины. Такова была его жизнь.

– Это для него,– сказала Айша.– Для того, кого ты поведешь.

«О ком это она?»

– Эта книга красная,– продолжала девочка.– Красный – ах-нахтс. Душа. То, что я писала, предназначается для души Киклада.