Те из големов, кто еще оставался внизу, мгновенно пошли ко дну.
Хаккетт покачал головой.
– Так и не научились плавать. – Скотт никак не отреагировал на шутку. – Впрочем, однажды этот город уже затапливало, верно? Наверное, они были внутренне готовы к чему-то такому.
Профессор даже не улыбнулся.
Вода внизу была на удивление спокойной, почти неподвижной и такой чистой, такой прозрачной, что, присмотревшись, можно было увидеть дно, на котором не без труда угадывались темные фигуры погрузившихся големов.
Они не утонули! Более того, оказавшись отличными пловцами, чудовища снова собирались вместе.
Скоро это поняли все, хотя первым опасность оценил Мейтсон.
– Идея-то оказалась не такой уж и отличной, профессор. Нет-нет. Пожалуй, нам лучше уйти отсюда побыстрее.
Сидевший на земле Гэнт поднял голову.
– И куда вы предлагаете направиться?
Мейтсон ткнул пальцем в Скотта.
– Туда, куда он скажет.
– А поточнее?
– Понятия не имею. – Мейтсон пожал плечами. – Но уходить действительно надо. – Он оглянулся на увеличивающийся рой големов. – Эти ребята явно что-то замышляют.
Майор тяжело поднялся. Опираться на раненую ногу было больно, но Гэнт не подал и виду и даже поправил одежду.
– А о чем нам беспокоиться? Попросите своего приятеля сделать что-нибудь, раз уж он так много знает об этом городе. И почему вы думаете, что он уже не превратился в одного из них и не заведет нас в ловушку?
– Перестаньте! Что вы такое говорите! – запротестовал Пирс.
Скотт успокоил его, взяв за руку.
– Я в порядке, – сказал он совершенно бесстрастно. – Послушайте, майор. Я подключен к городу. Я поддерживаю постоянную связь с машиной. Однако мне понятны не все детали. Я лишь знаю, куда нам идти и что делать, потому что спросил об этом.
Гэнт резко шагнул к лингвисту и схватил его за воротник.
– Хватит с меня этой космической ерунды! Наслушался! Вы сейчас же скажете, что там, впереди, или, клянусь богом, я отправлю вас на корм вон тем рыбкам. Итак, куда мы идем?
Остальные беспокойно переглядывались, не зная, что делать, но на Скотта выпад майора не произвел, похоже, особенного впечатления.
– Мы идем туда. – Он указал рукой на громадную пирамиду, опиравшуюся на четыре статуи. – Там контрольный центр.
Гэнт сжал пальцы.
– И что мы будем делать, когда попадем туда?
– Вы – ничего. А я войду внутрь и… умру.
Жертвоприношение
– Ричард, вы войдете в эту камеру и уже не выйдете? О чем вы, черт возьми, говорите! А ваша дочь! Подумайте о ней!
Скотт сдержанно улыбнулся.
– Ральф, если кто-то не войдет туда, моя дочь умрет. Все наши дети погибнут. – Он принужденно усмехнулся. – На самом деле все очень просто.
– У нас тридцать минут, – заметил Пирс, посмотрев на часы. – И что, это и есть самое лучшее, что вы можете предложить? Почему вы должны умереть? Не понимаю. – Он схватил Гэнта за руку. – Отпустите его, черт бы вас побрал! Уберите от него свои гребаные руки. Ричард, что это нам дает?
– Мне нужно подключиться к этой штуке. Стать с ней одним целым. Единственный способ дать ей знать, что мы, человеческий род, пережили последний потоп и успешно развивались, это физически соединиться с машиной. Сделать это должны двое. Дать ей познать нашу сущность. Машина свяжется со мной на субатомном уровне. Получится что-то вроде сплава. При этом я утрачу видимую человеческую форму, но на короткое время останусь человеком. В моем распоряжении будут все ресурсы и знания, накопленные человечеством за тысячи лет. Представьте, я получу доступ к наследию бесчисленных цивилизаций. Моим вкладом в эту сокровищницу знаний станет та информация, которой располагает человек двадцать первого века: главные центры обитания, состояние экосистем, положение в зонах, требующих защиты. Я смогу контролировать всю глобальную сеть и распределять неисчерпаемые запасы энергии. Задача машины – превратить нашу планету в один гигантский кристалл. Моря, воздух, жидкое внутреннее ядро – все станет твердой, неподвижной массой. На одно короткое мгновение Земля предстанет образцом порядка в Солнечной системе хаоса. Я предотвращу катастрофу. На одно мгновение я… я стану Богом… а потом умру.
– Пути назад не будет. Я распадусь на частицы. Сделаюсь частью этого… устройства. – Он выдержал паузу, давая остальным время обдумать услышанное, затем добавил: – Близится Пасха, древний праздник жертвоприношения и возрождения. Так сказано во всех мифах – будущее человеческой цивилизации основано на идее жертвоприношения. – Он улыбнулся, и его улыбка, спокойная улыбка мудреца, рассеяла сомнения и страхи. – Помните, что я сказал, когда мы встретились в первый раз? Ральф? Боб? Библию нужно принимать целиком, а не частями. Точно так же я принимаю все мифы и легенды. Целиком, а не частями. Тысячи лет назад было написано, что для спасения человечества кто-то должен умереть. Этим «кем-то» могу быть и я.
– Вы сказали, что сделать это должны двое… войти в камеру. – Хаккетт пристально посмотрел на лингвиста. – Кто второй?
– Вы заметили, вот как?
– Я все замечаю.
– В камеру должны войти двое – мужчина и женщина. – Скотт повернулся к Саре. Протянул руку: – Что ты думаешь? Не хочешь стать Евой?
Сара посмотрела на протянутую руку, но колебалась только секунду. Она просто не могла противиться нарастающему в ней желанию испытать то, что можно было назвать только чудом.
Медленно, нерешительно она вложила свою руку в его. И тут же ощутила тепло и покой.
– Эй, минутку! – взорвался Пирс. – Здесь что, все с ума посходили?
– Знаете, действительно забавно, – задумчиво потирая подбородок, заметил Хаккетт. – Согласно некоторым исследованиям, самоубийцы, перед тем как вышибить себе мозги или порезать запястья, испытывают ощущение, близкое к эйфории. Такое состояние может длиться несколько часов и даже дней. Оно сродни экстазу. Человек знает, что наконец-то все кончится. Он принял решение.
– Что за чушь! – заорал Пирс. – Какие еще жертвоприношения? Спятили? Если дело в той штуке, что застряла у вас в ноге, то мы ею займемся. Вырежем! Пусть даже вы потеряете ногу, зато останетесь живы.
Хаккетт подошел к Саре и Скотту. Он, похоже, был согласен с Пирсом.
– Не сходите с ума. Вам еще жить да жить. А вот я мог бы…
– Вы?
Это прозвучало почти оскорбительно. Но Хаккетт не обиделся.
– Джон, – мягко произнес Скотт, – для вас все происходящее, как обычно, игра. Загадка. – Его взгляд словно проник в душу физика. И, проникнув туда, профессор восхитился своим другом, его любознательностью, искренностью и честностью. Да, в эту последнюю минуту он понял, что может назвать Хаккетта другом. – Для меня же, Джон, на первом месте всегда было знание. Абсолютное знание. Теперь я получу ответ. Я буду знать, кто мы такие и откуда пришли. – Хаккетт опустил голову. – А вас ответ не удовлетворит. Вам нужна загадка.