Неожиданно в разговор вступил Пендергаст:
— Замечательное у вас поместье, мистер Эстебан. А лошадей вы держите?
— Исключено. Я не одобряю порабощение животных.
— А собак?
— Животные должны жить на воле, а не находиться в услужении у человека.
— Мистер Эстебан, вы, я полагаю, вегетарианец?
— Естественно.
— Вы женаты? Дети у вас есть?
— Я разведен, детей у меня нет. Послушайте…
— А почему вы стали вегетарианцем?
— Аморально убивать животных ради удовлетворения своих аппетитов. Не говоря уже о том вреде, который наносится нашей планете, неоправданных энергетических затратах и неэтичности употребления в пищу мяса, когда миллионы людей голодают. Взять хотя бы вашу отвратительную машину. Не хочу вас обидеть, но ездить на таком чудовище просто непозволительно.
Эстебан неодобрительно поджал губы, и д’Агоста невольно вспомнил монахиню, которая била его линейкой по рукам за разговоры на уроках. Интересно, как среагирует на этот выпад Пендергаст?
— В Нью-Йорке живет много людей, которые исповедуют религии, не исключающие жертвоприношений, — невозмутимо продолжал спецагент. — Почему вы выбрали именно Вилль?
— Это самый вопиющий случай. Надо же с чего-то начинать.
— Сколько членов в вашей организации?
Эстебан, казалось, растерялся.
— Точную цифру вам может назвать Рич. Думаю, несколько сотен.
— Вы читали статью в «Уэстсайдере»?
— Да.
— И что вы думаете по этому поводу?
— Журналистка явно напала на след. Эти люди просто сумасшедшие. Вуду, обеа… Насколько я понимаю, они находятся здесь нелегально. Скорее всего самовольно захватили эти дома. Городские власти обязаны их выселить.
— И куда же они денутся?
— Да хоть к черту в пекло, — засмеялся Эстебан.
— Значит, вы считаете, что животных мучить нельзя, а людей в аду можно?
Смех застрял у Эстебана в горле. Он внимательно посмотрел на агента.
— Это всего лишь литературный оборот, мистер…
— Пендергаст.
— Мистер Пендергаст, у вас все?
— Боюсь, что нет.
Д’Агоста с удивлением услышал стальную нотку в голосе Пендергаста.
— Мистер Эстебан, вы верите в вуду?
— Вас интересует, верю ли я, что вуду существует, или что это колдовство действует?
— И то и другое.
— Я верю, что эти фанатики в Вилле практикуют вуду. Верю ли я, что они воскрешают мертвецов? Кто знает? Мне это безразлично. Я просто хочу, чтобы они убрались оттуда.
— Кто финансирует вашу организацию?
— Это не моя организация. Я лишь ее член. К нам, конечно, поступают денежные пожертвования, но, честно говоря, существует она в основном на мои средства.
— Она не облагается налогом в соответствии с пунктом пятьсот один-в-три?
— Да.
— А откуда у вас средства на ее содержание?
— Я неплохо заработал на фильмах, но вообще-то это не ваше дело, — отрезал Эстебан, скидывая топор с плеча. — Ваши вопросы, мистер Пендергаст, бессвязны и бессмысленны, и я уже устал на них отвечать. Поэтому, будьте так любезны, загружайтесь в свой броневик и покиньте частное владение.
— С превеликим удовольствием.
Слегка поклонившись, Пендергаст с улыбкой сел в «роллс-ройс». Д’Агоста молча последовал за ним.
Уже в пути д’Агоста нахмурился и проворчал:
— Добродетельная свинья. Держу пари, он за милую душу жрет бифштексы с кровью, когда никто не видит.
Пендергаст смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Но при этих словах обернулся.
— Вы необыкновенно проницательны, Винсент.
Достав из кармана тонкий полистирольный лоток, агент снял с него крышку и протянул д’Агосте. Внутри оказалась сложенная вдвое прокладка, пропитанная кровью, и кусок пластиковой пленки с этикеткой. От них пахло несвежим мясом.
Сморщившись, д’Агоста быстро отпихнул лоток.
— Что это за гадость?
— Я нашел это среди мусора в амбаре. Судя по этикетке, здесь находилось мясо молодого барашка по тринадцать долларов за фунт.
— Вот так номер.
— Отличная цена за такой кусок. Меня так и подмывало спросить мистера Эстебана, где он покупает мясо.
Закрыв лоток, Пендергаст положил его на кожаное сиденье и продолжил обозревать сменяющиеся за окном пейзажи.
Свернув за угол, Нора Келли с замирающим сердцем пошла по Западной Пятьдесят третьей улице. Впереди показался Музей современного искусства с ворохом желто-коричневых листьев у входа. Уже смеркалось, и в холодной прозрачности воздуха чувствовалось предвестие зимы. Она добиралась сюда кружным путем — сначала на автобусе, потом на метро, — упрямо надеясь, что пробки или аварии помогут избежать того, что ждало ее впереди. Но общественный транспорт работал удручающе хорошо.
И вот она здесь, в нескольких шагах от цели.
Нора замедлила шаг, потом остановилась. Достала из сумочки кремовый конверт, адресованный Уильяму Смитбеку-младшему. Вынула оттуда карточку и, наверное, в сотый раз прочитала:
Мы рады пригласить вас
на Сто двадцать седьмую ежегодную
церемонию награждения,
которая будет проходить в Готaмском пресс-клубе
15 октября в 19.00.
Нью-Йорк, Западная 53-я улица, 25.
Ей не раз приходилось бывать на подобных сборищах — типичная манхэттенская тусовка с дармовой выпивкой, сплетнями и непременной журналистской саморекламой. Она так и не сумела их полюбить. А сегодняшнее мероприятие будет особенно невыносимым: соболезнования, сочувственные взгляды, рукопожатия… При одной мысли об этом к горлу подступала тошнота. Довольно и того, что ей пришлось выслушивать в музее.
И все же идти было надо. Билл получил — мог бы получить — одну из наград. И потом он любил эти праздники жизни с дружеской толкучкой и обильными возлияниями. Не стоило оскорблять его память пренебрежением к тому, что было ему дорого. Глубоко вздохнув, Нора спрятала приглашение в сумочку и двинулась дальше. Она еще не совсем отошла от событий прошлой ночи: в ушах звучали жалобные крики козленка, перед глазами стояло преследовавшее их существо. Опять Феринг? Нора не была в этом уверена, поэтому не стала звонить д’Агосте. Но страшное воспоминание все время преследовало ее, держа в постоянном напряжении. Может, и вправду стоит развеяться, пообщаться с людьми и забыть о пережитом.
Готамский пресс-клуб располагался в небольшом здании с вызывающим мраморным фасадом в стиле рококо. Поднявшись по ступеням, Нора прошла через бронзовые двери и оставила пальто в гардеробе, получив взамен номерок. Из банкетного зала доносились музыка, смех и звон бокалов. Ее опять охватил ужас. Поправив на плече ремешок сумки, она пошла по роскошной ковровой дорожке в зал, отделанный дубовыми панелями.