— И все же я никак не пойму, — сказал он наконец. — Если режим был таким свободным, зачем платить, чтобы выйти за пределы замка? Судя по всему, он мог просто выпрыгнуть из окна и убежать? Ведь мог?
— Теоретически — да. Но смотрите, никто и не пытается сбежать из Крансберга — им это даже в голову не приходит. Они — ученые, не военнопленные. Они хотят получить билет в землю обетованную, а не убежать. Может, ему нужен был пропуск — вы же знаете их отношение к документам. Чтобы официально он был не в самоволке.
— Слишком дорогая плата за пропуск. А откуда появились деньги?
— Не знаю. Спросите у него. Вы же это хотели узнать в первую очередь?
Джейк оторвался от фотографии.
— Нет, я хотел узнать, почему убили Талли. Судя по всему, причин имелась сотня.
— Может быть, — произнес Берни медленно. — А может, всего лишь одна.
— Только потому, что человек подписал листок бумаги?
Берни опять развел руками:
— Может, только совпадение. А может, зацепка. Человек выбирается из Крансберга и направляется в Берлин. Неделю спустя тот, кто его выпустил, приезжает в Берлин, и его убивают. Я не верю в совпадения. Тут есть какая-то связь. Два плюс два получается…
— Я знаю этого человека. Он никого не убивал.
— Не убивал? Хорошо, но хотелось бы услышать это от него. Кстати, раз уж вы так хорошо его знаете, спросите его об ордене СС. — Берни подошел к пианино. — Как бы там ни было, он — ваша ниточка. Вам даже искать его не надо. Он сам к вам придет.
— Пока он не появлялся.
— А он знает, где вы? — спросил Берни у Лины.
Она опять тяжело опустилась на банкетку и уставилась в пол.
— Может, его отец. Его отец знает.
— Тогда сидите на месте. Он появится. Хотя, возможно, вам предпочтительнее, чтобы не появлялся, — обратился он к Джейку. — Немного не с руки в создавшихся обстоятельствах.
— Что с вами? — спросил Джейк, удивленный его тоном.
— Мне не нравится, когда в гостиницу приводят нацистов, вот и все.
— Он же этим не занимался, — сказал Джейк.
— Может быть. А может, вы больше не хотите заниматься арифметикой. Сложите. Два плюс два. — Он сгреб остальные папки с пианино. — Я опаздываю. Фрау Брандт. — Он вежливо кивнул — прощальный выстрел. И повернулся к Джейку. — Все стыкуется.
Он был на полпути к выходу, когда Джейк остановил его:
— Берни? А можно посчитать иначе. Два плюс два. Талли приезжает в Берлин. Но, как мы знаем, единственным человеком, с которым он собирался увидеться, были вы.
Берни на мгновение застыл:
— И что это значит?
— Цифры лгут.
Когда Берни ушел, в комнате повисли безмолвие и пустота, как в вакуумной трубе. Было только слышно, как тикают часы в холле.
— Не обращай на него внимания, — сказал наконец Джейк. — Он такой жесткий только на словах. Ему нравится быть свирепым.
Лина промолчала, потом встала и подошла к окну. Сложила руки на груди и уставилась вдаль.
— Так что теперь мы все нацисты.
— Ну, так только Берни говорит. Для него все нацисты.
— А что, в Америке лучше? Твоя немецкая подруга. Она тоже была нацисткой? Вот как она на меня смотрит. А он твой друг. Фрау Брандт, — передразнила она Берни.
— Ну, он такой.
— Нет, я действительно фрау Брандт. Просто забыла на какое-то время. — Она повернулась к нему. — Вот теперь действительно стало как раньше. Нас трое.
— Нет. Двое.
Она слабо улыбнулась:
— Да, было прекрасно. А теперь нам надо идти. Дождь кончился.
— Ты его не любишь, — сказал он, как спросил.
— Любовь, — сказала она, уходя от ответа. И повернулась к пианино. — Я почти не виделась с ним. Дома он не бывал. А после Петера все изменилось. Стало легче не видеться друг с другом. — Она оглянулась. — Но я не собираюсь отправлять его в тюрьму. Ты не можешь просить меня об этом.
— Я не прошу.
— Ну да. Я — приманка. Кажется, так он выразился? Я видела его лицо — как у полицейского. Все эти вопросы.
— Его не посадят в тюрьму. Он никого не убивал.
— Откуда ты знаешь? Я вот убила.
— То совсем другое.
— Может, для него это тоже было совсем другое.
Он посмотрел на нее:
— Лина, ты о чем? Ты же знаешь, он не убивал.
— А ты думаешь, для них это имеет значение? Немец? Нас обвиняют во всем. — Она замолчала и отвела взгляд. — В тюрьму я его не пошлю.
Он подошел к ней и пальцем повернул ее лицо к себе.
— Ты действительно полагаешь, что я буду просить тебя об этом?
Она взглянула на него и отошла.
— Я уже ничего не знаю. Почему нельзя оставить все как есть?
— А все и так, как есть, — сказал он спокойно. — Перестань волноваться. Все будет хорошо. Но нам надо найти его. Пока другие нас не опередили. Ты же понимаешь. — Она кивнула. — Он действительно может поехать к своему отцу? Ты говорила, что они не общались.
— А больше не к кому. Он приезжал за ним, как ты теперь знаешь, даже после всего случившегося.
— Где была ты? На Паризерштрассе?
Она покачала головой:
— Ее всю разбомбили. В больнице. Он сказал подождать его там, но потом не сумел пробраться.
— Так что он не знает, где еще искать. И попытается найти отца.
— Думаю, да.
— Кто еще? Фрау Дзурис его не видела.
— Фрау Дзурис?
— Я сначала нашел ее, помнишь? Тебя не так легко найти. — Он замолчал. — Погоди. Она сказала, что приходил солдат. Вот почему, наверное, приходил Талли — искал тебя.
— Меня?
— Ну, Эмиля. Чтобы вернуть его. Это также объясняет, почему он хотел увидеться с Берни — просмотреть фрагебогены. Это департамент Берни. Может, полагал, что найдет там и твои анкеты. Но ты ни одной не заполняла. Кстати, почему?
Она пожала плечами:
— Жена члена партии? Меня бы заставили работать на разборке руин. А я не могла, была слишком слаба. И ради чего — ради продовольственной карточки категории V? Я и у Ханнелоры получала столько же.
— Но Талли не мог об этом знать. Я не знал. Значит, он хотел проверить.
— Если искал меня.
— Искал, это имело смысл. Возвращение Эмиля избавило бы его от головомойки.
— А если он уже заплатил?
Джейк покачал головой:
— Берни ошибается. Он не получил денег от Эмиля. Русские марки не ходят во Франкфурте. Он получил их здесь.