Нина Егоровна издала звук, похожий на клекот воды в засорившейся раковине.
– И че она вам наболтала? – справившись с приступом хохота, спросила старейшина семьи. – Может, Пушкина наизусть декламировала?
– Такое она не может, – уверенно сказал Игорь.
– Отчего же? – окончательно развеселилась теща. – Неужто Нюра не читала? Даже я припоминаю… ща, как там… «Мой дядя самых подлых правил…»
– Мама, не позорься, – остановила ее Рита, – ты же интеллигентный человек!
– Верно, в музее сижу, приглядываю за экспонатами в зале, – гордо согласилась Нина Егоровна, – а не презервативами, как некоторые, торгую!
– У меня аптечный ларек! – возмутился Игорь. – Фармакологическое предприятие, которое нас кормит! Не на жалкую пенсию живете, на зятевы денежки кушаете, а все недовольны. Между прочим, я хоть и не такой интеллигентный, как вы, но Пушкина лучше помню. Книга у него по-другому начинается: «Мой дядя самых правильных правил…»
– Не смей попрекать мою маму куском хлеба! – вознегодовала Рита. – Она тебе лучшую на свете жену родила, ты ей за это ноги целовать должен! Тоже мне, литературоед нашелся! «Правильных правил»… Разве так можно говорить? Это ж вроде масляного масла! Не, у поэта иначе звучит.
– Умная ты моя! – засмеялся Игорь. – Во-первых, не литературоед, а литературовед, а во-вторых, сама-то стих процитируешь?
– «Мой дядя самых верных правил», – огласила свой вариант Рита.
– Правильных, – поправил Игорь.
– Подлых, – не сдалась Нина Егоровна.
Мне стало холодно, и я решила прекратить дискуссию «пушкинистов».
– «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил…»
– Мама! – взвизгнула Рита, не дав мне продолжить декламацию.
– Чего? – ошарашенно спросила Нина Егоровна.
– Слыхали? – жарко зашептал Игорь.
Стало очень тихо, потом теща Лазарева осторожно протянула:
– Нюрочка, как твое здоровье? Животик не болит?
– Самочувствие отличное, – заверила я.
– Офигеваю… – простонала Рита.
– Господи, спасибо тебе! – взвыла Нина Егоровна. – Завтра надо в газеты звонить и на телевидение! Будем деньги за показ Нюрки брать, по всему свету с говорящей собакой наездимся. Долги отдадим, шубы купим, сережки брильянтовые… Мебель новую, ковер на стену…
– Спокойно, теща! – приказал Лазарев. – Собака моя, значит, сначала купим машину, джип наикрутейший с колесами на литых дисках…
– С какого бодуна Нюра твоя? – завизжала Нина Егоровна. – Ну спасибо, доченька, привела голодранца в дом… Зятек трусов целых не имел! А ведь сватались к нам приличные люди – Бондарев из Косина!
– Ха! – заржал Игорь. – Зря ты, Ритка, ему отказала, всего-то семьдесят парнишке стукнуло! Крутые у тебя кавалеры до меня были.
– Уж покруче, чем твоя Лариска, – не осталась в долгу Рита. – Ей хоть лет и мало, зато триста кило весу нажрала. Красота страшная!
– Эй, хватит ругаться! – приказала я.
– Нюронька, ты что-то сказала? – сладким голоском пропела Нина Егоровна.
– Не лезьте к моей собаке! – занервничал Игорь. – Нюра, имей в виду, бабка тебя «вонючей лахудрой» вчера обозвала.
– Брешет он, солнышко, – пропела старуха. – Сам за ужином вкусное мясо сожрет, а тебе пустой мосол сунет, я же завсегда густой супчик наливаю.
– Вы мешаете мне спать! – гаркнула я. – Уходите в дом, завтра поболтаем!
– Можно я телевидение позову? – заискивающе попросила Нина Егоровна.
– Если сейчас оставите меня в покое, то завтра делайте, что хотите, – милостиво разрешила я.
– Эй, шагайте в дом! – приказала Рита. – Спокойной тебе ночки, Нюрочка, сладких снов.
– Может, подушечку мягонькую принести и перинку? – проявила трогательную заботу Нина Егоровна.
– Не подлизывайтесь к моей собаке! – возмутился Игорь.
– Твоего тут ничего нет! – поставила зятя на место теща.
Голоса стали удаляться и в конце концов пропали.
Я выпуталась из тряпок, выползла из будки, энергично встряхнулась и побежала домой.
– Где ты пропадала? – налетел на меня Кирик. – Во, гляди!
– Ой, ты сумел обстричь Нюру! – обрадовалась я.
– Нет, с кустов собрал прядки. Нюра их повсюду развесила, – пояснил он. – Смотри, круто получилось! Суперская кукла! Приклеил к голове шерсть, она стала ваще офигенной.
– Положи ее Лизе на подушку и отправляйся спать, – устало ответила я.
До поселка Казаково я добралась к часу дня, потому что из-за почти бессонной ночи продрала глаза лишь в одиннадцать утра. Оставалось только пожалеть Кирюшу, который отправился ни свет ни заря в школу.
Доехав до церкви, я увидела у ворот ограды скамеечку, а на ней старушку, наслаждавшуюся ласковым апрельским солнышком.
– Доброе утро, бабушка, – ласково сказала я.
– Уж пообедала, – сморщилась пенсионерка. – День давно!
– Не подскажете, где здесь приют для женщин? – мирно спросила я.
– А тебе зачем? – с подозрением поинтересовалась бабуля.
– Поговорить надо, – уклончиво ответила я.
– Милиция притон закрыла, – злорадно объявила старушка. – Прихлопнула вертеп разврата, чтоб гореть ему в аду, скотине чертовой! Прости Господи, помянула сатану не в добрый час!
– Кому вы неприятностей желаете? – удивилась я.
– Ваньке Маркину, то бишь отцу Иоанну. Тьфу прямо! – смачно плюнула на асфальт старуха. – Арестовали ирода.
– Священника? – поразилась я.
– Лишили его сана за непотребство, – закивала бабушка, – а Дуську не тронули. Но она ему помогала.
– Кто? – окончательно запуталась я.
Морщинистая рука ткнула в сторону двухэтажного кирпичного дома под веселой ярко-голубой крышей.