– Во! – гневно зачастила бабка. – Там у них бордель и творился. До сих пор еще девки живут. Попрятались, заразы, чтоб вам сдохнуть!
Я опешила и, забыв попрощаться, отошла от агрессивной бабки. Сделала несколько шагов влево и увидела длинное здание с цветами на окнах.
Большую дверь дома украшала табличка «Звоните в любое время». Я ткнула пальцем в красную кнопку, выступавшую из стены.
– Кто там? – спустя непродолжительное время донеслось изнутри.
– Здесь расположен приют? – в свою очередь спросила я.
Створка чуть приоткрылась, показалась худая женщина, одетая в длинное темно-серое платье.
– Что хотите? – без улыбки, но и не зло осведомилась она, поправляя съезжающий на затылок платок.
– Меня зовут Евлампия Романова, – представилась я.
Неожиданно хозяйка улыбнулась:
– Красивое имя. А я Евдокия.
– Можно войти?
– Хорошо, – после небольшого колебания разрешила Евдокия. – Ступайте в приемную.
Основным украшением квадратной комнаты служили иконы, повешенные в одном углу. Мебель была старой, но чистой, и никакого телевизора не наблюдалось.
– Прошу садиться, – церемонно предложила Евдокия. – Что за проблема привела вас к нам?
Я вынула удостоверение и, увидев, как у хозяйки вытягивается лицо, быстро предупредила:
– Я не имею никакого отношения к милиции, представляю частное агентство.
Евдокия чуть склонила голову набок.
– В наш приют обращаются отчаявшиеся женщины, мы никогда не называем их имена. Если вы ищете кого-то, то зря потратили время на дорогу.
– Знаете ли вы Татьяну Привалову? – проигнорировав заявление Евдокии, задала я вопрос.
Женщина положила руки на стол.
– Да, я слышала о несчастной. Ее много лет назад осудили за убийство, но до сих пор люди о ней иногда судачат.
– Татьяна здесь бывала? – спросила я.
Евдокия уставилась в стол.
– Вероятно, она заглядывала сюда недавно, – предположила я. – Может, просила вас спрятать некую вещь.
– Не понимаю сути разговора, – прикинулась удивленной собеседница.
– У вас есть время выслушать меня? – попросила я.
– Каждый человек, пришедший в этот дом, получает свою долю внимания, – кивнула Евдокия. – Если сумею вам помочь, буду очень рада.
Я подробно рассказала о своей встрече с Приваловой. Евдокия безостановочно поправляла платок и молчала. Не произнесла она ни слова, и когда я завершила повествование.
– Скажите хоть что-нибудь! – взмолилась я.
Евдокия пожала плечами.
– Вы знали Татьяну? – в тщетной надежде повторила я.
Она кивнула, а я начала злиться.
– Если Привалова была здесь и оставила пакет, вы обязаны его отдать!
Евдокия, не изменившись в лице, возразила:
– Никаких обязательств я перед вами не имею. Приют был создан отцом Иоанном для помощи женщинам, над которыми совершили насилие в семье. Условием их проживания тут является полнейшая анонимность. С огромным трудом нам удалось завоевать доверие населения, мы спасаем сейчас много несчастных. А вы хотите, чтобы я поставила под удар богоугодное дело? Увы, ничем не могу вам помочь. Желаете чаю на дорогу? От нас никто не уходит голодным.
– Татьяна тут появлялась? – чуть не взмолилась я.
Евдокия в очередной раз схватилась за платок.
– Не могу ничего сказать.
– Вы знаете женщину по имени Стефания? – сменила я тему.
– Не припоминаю, – с каменным лицом отозвалась Евдокия.
– А за что арестовали отца Иоанна? – выпалила я.
Евдокия перекрестилась, и на ее лице впервые за время нашей беседы появилось искреннее удивление.
– Святые угодники, откуда вы взяли такую глупость? Отец Иоанн давно умер, уж десять лет прошло!
– У церковных ворот сидит старушка, – ответила я, – она мне и рассказала.
Евдокия горестно вздохнула.
– А, Алевтина Михайловна. У нее голова не в порядке. Живет вместе с сестрой, Надеждой Михайловной, та при отце Иоанне экономкой состояла. Надя гневливая, из себя по пустякам выходит, а еще у нее расчет был. Ладно, сплетничать грех… После кончины батюшки Надежда торговлей занялась, сейчас ларек на стации держит и за старшей сестрой приглядывает, а той в больной мозг видения лезут. Надо же такое придумать – отца Иоанна арестовали… Батюшка был святой! Это была его идея приют здесь организовать.
– Странная трансформация – из церковной служительницы во владельца торговой точки, – удивилась я. – Да и возраст у Надежды Михайловны небось не юный.
– Ей всего шестьдесят, – не теряя хладнокровия, заявила Евдокия. – По нынешним временам это не возраст, некоторые даже замуж выходят. Хотя Наде сходить под венец так и не удалось. А винила она в своей неудачной женской судьбе Привалову. Крепко ее ненавидела!
– Татьяну? – уцепилась я за конец тоненькой ниточки. – Что же у них было общего?
Евдокия стиснула губы. Видно было, что она в замешательстве – обронила, сама того не желая, обрывок сплетни.
– Простите… – в комнату вошла женщина, одетая в платье цвета шубки молодой мыши. – Евдокия Семеновна, там молоко привезли. Сами расплатитесь или мне доверите?
– Сама бидоны приму, – хозяйка приюта обрадовалась поводу прекратить беседу, – вот только гостью к воротам провожу.
Мы молча дошли до двери.
– Спасибо за помощь, – язвительно проронила я, выходя на крыльцо.
– Вроде я ничего не сделала, – равнодушно вымолвила Евдокия.
– И тем самым помогли настоящему убийце, – сердито сказала я, – человеку, который убил Мишу и свалил преступление на Татьяну. Он теперь, после того как почти до смерти избил Привалову, спокойно сидит у телевизора, а Таня, может, и не выживет. Повезло бедной девушке!
Евдокия опустила глаза в пол.
– Прощайте, доброго вам пути.