– Между вами с Федором свершилось таинство брака, – начал увещевать ее священник, – значит, жить вам вместе в печали и в радости до той поры, пока один не уйдет в царствие небесное.
– Никакого брака нет! – заплакала Ирина. – Ты же знаешь про уговор, сам согласился нам помочь. Неужели Федя кому-то признался?
Серафима слушала, боясь пошевелиться, а батюшка с Ириной детально обсуждали свои дела, и в конце концов уборщице открылась их тайна. Ира была симпатичной бойкой девушкой, отец Иоанн имел на руках жену, не способную из-за травмы исполнять супружеские обязанности. Конечно, священник не имеет права заводить шашни на стороне, но он был слишком молод, вот и поддался соблазну. Сейчас симпатии Буравкиной были на стороне церковного служителя: Ирину Серафима осудила – по-деревенски говоря, курочка не захочет, петух не вскочит, нечего было перед парнем в короткой юбке ходить, с виду он батюшка, а под сутаной обычный мужик.
Когда Ирина забеременела, она рассказала матери о своем положении. Но у девушки хватило ума не выдать любовника – она сообразила, что отца Иоанна за произошедшее по голове не погладят: мало того, что он при живой жене связался с прихожанкой, так еще и совратил несовершеннолетнюю. Церковника могут лишить сана. А если и не прибегнут к столь суровому наказанию, то совершенно точно отправят провинившегося батюшку в далекий приход на другом конце страны. Ирочка же не хотела лишиться любимого, поэтому объявила матери:
– Отец ребенка дачник, москвич Федор Привалов.
У Галины не возникло сомнений в словах дочери, в гневе она бросилась к дачникам, припугнула их заявлением в милицию – и Федор сделал предложение Ире. В Мопсине немного посудачили о скоропалительной свадьбе, но никто девушку не осуждал. Наоборот, ей завидовали, считали, что она отлично устроилась, стала невесткой в богатой семье…
– Постойте! – не выдержала я. – Очень странно!
– Что тебе непонятно? – удивилась Серафима. – Старая как мир уловка: от одного забеременела, за другого замуж вышла. Таких случаев полно.
– Ирина спала с обоими мужчинами? С отцом Иоанном и с Федором? – изумилась я.
– Нет, – возразила Буравкина. – Ирка во время разговора плакать стала и призналась: «Почему нам вместе не жить? Я тебе верность храню. Сам знаешь, Федор ко мне никогда не приближается, поэтому ты его в качестве мужа и посоветовал, знал, что мое чувство к тебе вечное».
– Еще лучше! – я окончательно потеряла способность соображать. – Батюшка подсказал Ирине, как надо действовать?
– Верно, – согласилась Серафима.
– Посоветовал объявить Федора своим любовником, чтобы скрыть истинного отца ребенка? – спросила я.
– Угадала, – хмыкнула Буравкина. – Видишь, все очень просто. Сколько я таких историй знаю!
– Наоборот, никакой логики нет, – возразила я. – Отлично понимаю причины, толкнувшие Ирину на фиктивный брак. Но Федор! Он-то зачем согласился? В те времена, правда, еще не умели делать анализ ДНК, но все равно он мог заявить, что между ним и Ириной близости никогда не было, и попытаться пройти другие тесты, доказать свою непричастность к младенцу.
Серафима начала хрустеть пальцами, и у меня от щелкающих звуков по спине побежали мурашки.
– Чем-то они его напугали, – наконец сказала старушка. – Тайна у Привалова какая-то имелась, да, видно, некрасивая, раз он согласился на их условия. Вот как в жизни получается! Небось Ирка рассчитывала, что после смерти Прасковьи разведется с мужем и станет матушкой. Да не вышло. Отец Иоанн, видно, опомнился, про бога вспомнил. В общем, не удалось Приваловой первой бабой по деревне ходить, она с Федором дальше жила. Батюшка же решил своей грех замолить – приют основал. Священника все очень любили, считали почти святым, да мне кажется, что не о несчастных женщинах он пекся, а свою душу спасал. Вроде как решил: если взвалит на плечи дом призрения, ему Господь прошлые развратные действия простит. А Ирка богомолкой стала. Она и раньше в церковь часто ходила, после же смерти Прасковьи вообще от храма далеко не отходила – в трапезной помогала, в саду ковырялась. Очень ей хотелось поближе к отцу Иоанну находиться, снова в постель его уложить. Все предлагала ему обед сготовить, бельишко постирать, комнаты обмести… Но священник держал оборону, не желал повторения прежней ошибки и взял в экономки Надежду.
– Нынешнюю владелицу ларька на вокзале? – уточнила я.
Буравкина улыбнулась.
– Ее самую. Сейчас, конечно, Надька на Бабу-ягу похожа, но в прошлые годы гляделась красавицей – волосы черные, глаза голубые, талия рюмочная. И Наде отец Иоанн нравился, стала она ему глазки строить.
– Нехорошо кокетничать со священником, – укоризненно заметила я.
Хозяйка смахнула рукой со стола невидимые глазу крошки.
– А ничего плохого. Отец Иоанн вдовец, ему дозволено во второй раз жениться, Надя тоже была свободная, из верующей семьи. Почему им вместе не быть? Но ничего не получилось. С той поры Надька и сестра ее ненавидят Ирку.
– Почему не получилось? – уже предполагая ответ, я все же задала вопрос.
Серафима подперла щеку кулаком.
– Отец Иоанн любил Иру. Он иногда так на нее смотрел! Но жениться не мог, боялся признаться в отцовстве Тани. Да и с разведенной ему под венец негоже идти. Надька же, несмотря на красоту, была ему без надобности. Так и не вышло у них ничего хорошего: Ира рано убралась, умерла от болезни, не помню, сколько ее дочери тогда было. Отец Иоанн бобылем до смерти прокуковал. Надька около батюшки долго крутилась, а потом, в перестройку, в бизнес ударилась. Семьи у нее нет, с сестрой слабоумной живет. А теперь скажи, любовь людям на радость или на горе дается?
– Вы, конечно, знаете, что сделала Татьяна Привалова? – я увела Серафиму в сторону от философских размышлений.
– Ребенка убила, – вздернула брови старушка. – Кто ж про нее не слышал!
– Она сюда не приезжала? – задала я основной вопрос.
– Таньку посадили, – грустно сообщила Буравкина, – давно и надолго, наказали сильно. Говорят, она в заключении померла, где похоронена, никому не ведомо.
– Привалова освободилась, – сообщила я Серафиме.
– Да ну! – всплеснула она руками. – Так сюда Танька не пойдет. Никакого смысла нет, чего ей здесь делать? Может, в Мопсино направится. Но тоже сомнительно: дом Федор давно продал, и Танька к Привалову не сунется.
– Не слышали ничего про женщину по имени Стефания? – продолжала я расспросы. – Вроде она из местных.