– Слушай, – устало сказала я, – понимаю, что тебе смешно, но мне тут что, лежать до лета?
– А что, собственно, случится летом? – с неподдельным интересом осведомился Костин. – Полагаешь, твоя голова похудеет? Ладно, прости. Если говорить всерьез, то есть лишь две возможности: либо уродуем плитку, либо тебя, выбирай.
– Не знаю, – захныкала я. – Как подумаю о новом ремонте, вспомню прораба и плиточника, так готова уха лишиться, лишь бы никогда в жизни строителей не видеть!
– Ох, бабы… – вздохнул Вовка. – Аллу знаешь? Секретаршу из отдела наркотиков?
– Встречались, – ответила я. – А она тут при чем?
– Она решила похудеть, начала есть через день по одному яблоку и в обморок упала. Ребята врача позвали, а тот спокойненько заявил: «Жрать надо, иначе умрете». Алка села и говорит: «Лучше лежать стройной в гробу, чем жирной образиной двести лет на земле париться». Ты бы что выбрала, фигуру или жизнь?
– Фигуру, – автоматически сказала я.
– Ох, бабы… – повторил Костин. – Стой! Знаю, кто тебе поможет!
Я не успела рта раскрыть, как майор убежал.
Время словно замерло. Благодаря ровному теплу, исходящему от пола, мне было не холодно, но от неудобного положения заломило шею, по руке, по-прежнему сжимавшей фонарик, забегали мурашки, от отсутствия мягкого матраса заныли ребра, ноги и бок, захотелось пить и есть. Увы, я абсолютно не предназначена для жизни в экстремальных условиях, моими лучшими друзьями являются удобная кровать, ванна с теплой водой и ароматной пеной, коробочка шоколадных конфет, чашка крепкого кофе…
Из коридора раздались тяжелые шаги, и голос Вовки произнес:
– Вот, Аркаша, глянь – что можно сделать?
– Ну и ну… – вступил в разговор незнакомый баритон. – Зачем она туда полезла?
– Кольцо уронила, – лихо соврал майор. – Ты же акушер, легко ее башку вытащишь.
Пахнущие одеколоном мягкие ладони осторожно взяли меня за шею, слегка повернули, надавили на затылок, потянули. Уши нестерпимо заболели.
– А-а-а! – завопила я. – А-а-а!
– Плод жизнеспособен, – констатировал тот, кого Вовка фамильярно называл Аркашей. – Ох, прости, по привычке сказанул.
– Говори что хочешь, только помоги, – успокоил его Костин.
– Не стану скрывать, положение сложное, необычное, – завел акушер, – я не имею подобного опыта и не могу гарантировать успешное завершение процесса.
– Как бы ты на работе поступил? – не унимался Вовка. – Ножки наружу, а голова сам знаешь где…
– Невозможно дать четкие рекомендации, каждые роды индивидуальны, – занудил Аркадий.
– А в данном конкретном случае? – нажимал на него Вовка. – Включи фантазию.
– Я бы рекомендовал кесарево, – принял решение Аркадий. – Но не на этой стадии, а раньше. На этом, запущенном, этапе надо сделать выбор: кого спасать, мать или дитя. Обычно с таким вопросом обращаются к отцу.
– Я хочу сохранить и Лампу, и ванну, – порадовал меня приятель.
– Да, это мы чаще всего слышим в ответ, – вздохнул Аркадий. – Но ведь мы не ведем речь об альтернативе, если есть возможность благополучного исхода для роженицы и плода.
– Ну… наверное, лучше сохранить Лампу, – без особой радости выбрал майор.
– Тогда сделай разрез тут и здесь, – посоветовал Аркадий.
– Ни за что! – закричала я. – Испортится плитка! Вы идиоты!
– Господи… – залепетал акушер, – она разговаривает…
– Надеюсь, Владимир не представил вам меня немой? – окончательно разъярилась я.
– Простите, не хотел вас оскорбить, – залебезил Аркадий. – У меня удивительные способности к сопереживанию и весьма развито умение вживаться в ситуацию. Володя попросил представить, что я нахожусь на работе. Я мысленно очутился в родовой и вдруг слышу – плод разговаривает и активно ругается. Есть от чего впасть в изумление! В моей практике, правда, был случай, когда, увидев во рту у новорожденного четыре зуба…
– Так что нам делать? – прервал доклад Аркадия Вовка. – Теперь оцени ситуацию не как врач.
– Может, намылить ей голову? – предложил акушер.
– Дельное предложение, – обрадовался Костин, – вон как раз шампунь стоит. Лампа, чего молчишь?
– Начинайте, – сквозь зубы процедила я.
Послышались тихий свист, шуршание, и по затылку потекла жидкость.
– Уно моменто, – напевал Костин, возя рукой по моей голове, – ща как следует обработаем. Готово. Аркаша, приступай.
Я зажмурилась и стала отчаянно чихать – майор не пожалел моющего средства, щедро наплескал его на меня, и теперь шампунь стекал по лбу на щеки и капал с кончика моего носа. На секунду мне показалось, что я засунула голову в кастрюлю со сдобным тестом, такой резкий запах ванили витал в ванной.
Аркадий уцепил меня за шею и… уронил лбом об пол.
– Эй-эй, поосторожней! – закричала я и закашлялась, потому что часть пены незамедлительно забилась мне в ноздри и рот.
– Все равно не получается, – пропыхтел акушер. – Отказываюсь работать в таких условиях! Это хуже, чем принимать роды в самолете. Был у меня случай…
– Фу! Ну и гадость! – вдруг взвизгнул Костин.
– Нет, нет, – возразил Аркадий, – ничего омерзительного! Наоборот – было очень интересно работать в лайнере.
– Смотри, – перебил акушера Вовка, – тараканы ползут! Вон из-под ванны цепочкой лезут!
Я очень люблю животных. Собаки, кошки, хомячки, бурундуки, хорьки, черепашки, лягушки, мыши, крысы… – ко всем я отношусь мирно и спокойно беру на руки. Но вот насекомые! Комары, осы и пчелы не нравятся мне из-за острого жала, божью коровку я никогда не обижу, но и трогать ее не стану, больших «рогатых» жуков откровенно побаиваюсь. А тараканы вызывают у меня ужас, не спрашивайте, по какой причине. Я почти падаю в обморок, увидев вполне мирного прусака, который не способен ни укусить, ни ужалить. Меня прямо крючит, а потом я со свистом уношусь как можно дальше от усатого. Прихлопнуть таракана тапкой я не могу – от одной мысли об этом становится жутко и гадко.
– Сколько же их! – гудел Костин.
И в ту же секунду что-то маленькое, противное поползло по моей шее.