— Добро пожаловать, дон Франко, — проговорила она, чувствуя, что непристойные поцелуи Финеаса Берка ярко-красными буквами написаны на ее припухших губах. — Мы… э-э… рады предложить вам гостеприимство.
Пожилой священник вопросительно взглянул на нее умными глазами и повернулся к стоящему рядом с ним юноше.
«Абигайль права, — подумала Александра и поспешно опустила глаза. — Соблазнительный мальчик: бледная кожа, золотистые волосы, большие поэтичные глаза».
Двое итальянцев обменялись несколькими словами, после чего юноша, державший сосуд со святой водой, выступил вперед и проговорил на плохом английском:
— Внизу уже все мы освятили, теперь пора идти наверх.
— Да ради бога. — Александра указала рукой в сторону лестницы. — Кропите где хотите. Я не возражаю.
Абигайль склонилась к ее уху:
— Думаю, мы должны их сопровождать.
— Но, Абигайль, неужели они не понимают, что мы протестантки?
— Даже протестанты должны быть вежливыми, — непреклонно сообщила младшая сестра, и Александра, подавив тяжелый вздох, покорно зашагала за священником и его служкой через зал вверх по главной лестнице. Небольшая группа служанок и садовников слегка отстала, и у Александры появилось неприятное ощущение, что она участвует в представлении, сценария которого не знает.
Она даже не имеет никакого понятия о сюжете.
— Ты уверена, что все в порядке? — шепотом спросила она у Абигайль.
— Что ты имеешь в виду?
— Не могут нас за это отлучить от церкви? Обречь на вечное пребывание в чистилище и все Такое?
— Понятия не имею, — подумав, сообщила Абигайль. — Но в любом случае никто не узнает.
— От Него ничего нё скроешь! — Александра поправила шарф, машинально ускорила шаги и едва не ткнулась носом в темные одежды красивого служки. — Я буду проклята или как протестантка, участвующая в папистской церемонии, или как язычница, которая притворяется католичкой.
— А мне кажется, что это просто красивая традиция и ничего больше. Празднование возрождения жизни каждой весной — древний ритуал, зародившийся задолго до христианства и классических пантеистических религий.
Дон Франко остановился и повернулся к служке, у которого был сосуд со святой водой. Священник обмакнул пальцы в воду, забормотал что-то по-латыни и направился к первой комнате с правой стороны. К комнате леди Сомертон.
— Где Лилибет? — спросила Александра у сестры.
Та пожала плечами:
— Она и Филипп утром отправились на пикник. Полагаю, еще не вернулись.
Священник появился из спальни Лилибет и двинулся дальше по коридору. Александра склонила голову в притворной молитве и, скосив глаза, посмотрела через узкое окно на сады, поля и виноградники на склоне и видневшуюся внизу в долине деревушку, окруженную оливковыми рощами. Деревья и кусты были в цвету, свежевспаханная земля покрылась молодыми зелеными побегами. Природа пробуждалась, посылая в мир ростки новой жизни.
Где-то там за деревьями находится мастерская Финна, а в ней — его автомобиль и он сам.
Она механически следовала за священником и служкой до конца коридора, а потом процессия перешла в другое крыло, где жили мужчины. Александра не заходила туда после дня приезда, когда они в свой первый вечер в замке стелили всем постели и старались как-то устроиться на ночь. Она смотрела, как священник открывает очередную дверь и входит в комнату, и с любопытством заглядывала внутрь.
Нет, она вовсе не собиралась подглядывать. У нее не было привычки совать нос в чужие дела. Почти не было. Но пока кто-то занимается своим обычным и вполне законным делом, можно было случайно и ненамеренно заметить одну или две детали. И это вовсе не считается подглядыванием, разве нет?
Такие детали, к примеру, как выстиранный рабочий халат, аккуратно сложенный на полке у окна, чистый и белый, освещенный солнцем.
Эта полка находилась в последней комнате по коридору, в самом углу, у задней лестницы, которая вела в буфетную.
Хотя все эти детали совершенно не интересовали леди Александру Морли.
Полчаса спустя процессия снова была внизу.
— А теперь яйца, — жизнерадостно сообщила Абигайль, проходя в столовую.
— Какие еще яйца? — не поняла Александра.
Сестра дернула ее за локоть:
— На столе.
И действительно, в центре массивного деревянного стола стояла небольшая миска с яйцами, покрытая чистой белой тканью.
— Они абсолютно свежие, — шепнула ей на ухо Абигайль, — я сама их утром собирала.
В столовой собрались все домочадцы — они выстроились вдоль стен. Александра заметила синьорину Морини, остановившуюся между двумя горничными, Марией и Франческой. Все они взирали на священника с откровенным обожанием.
Дон Франко подошел к столу и подвинул к себе миску. Его скрюченные пальцы так сильно дрожали, что яйца застучали друг о друга.
Все присутствующие затаили дыхание.
«Какое язычество», — подумала Александра и хотела было уйти, но было что-то завораживающее в том, как пальцы священника двигались над яйцами, словно успокаивая их. При этом он вроде бы к ним и не прикасался. Изумленная Александра могла бы поклясться в том, что яйца сами склоняются к его пальцам, прислушиваются к невнятному бормотанию священника и вздыхают в молитвенном экстазе, когда по их тонкой скорлупе скатываются прозрачные капли святой воды.
Но все это, конечно, чепуха.
Дон Франко отошел от стола, и все домочадцы хором вздохнули. Люди заулыбались священнику и Александре, как будто ее было с чем поздравлять. Как будто она сама снесла эти глупые яйца.
— Э-э-э, большое спасибо, — пробормотала она, чувствуя, что должна что-то сказать.
Дон Франко насухо вытер руки тканью, которую ему подал служка, Вежливо поклонился Александре и что-то сказал Абигайль.
— Что он говорит? — спросила Александра, когда священник отошел, чтобы пообщаться со слугами, которых, судя по всему, отлично знал.
— Всего лишь пригласил себя на ужин, — ответила Абигайль, поправила узел волос на затылке под платком и вздохнула: — Надеюсь, его помощник тоже останется. Как ты думаешь, я буду за это гореть в аду?
— Да, причем в особом круге ада, зарезервированном для молодых протестанток, которые соблазняют невинных католических служек. Послушай, Абигайль, по-моему, я ничего не поняла. Ты хочешь сказать, что они делают это каждый год?
Александра отошла к стене, чтобы не мешать служанкам, которые засуетились, накрывая на стол. Яйца накрыли тканью и куда-то унесли, причем с большим почтением, как ящичек с золотыми дублонами.
— Ты же знаешь, что береженого Бог бережет. Лишняя осторожность никогда не помешает, если замок проклят.