Это был интересный вопрос. Он открывал перед Виктором лазейку.
— Отвечу тебе так, — произнес он. — У нас есть полномочия делать то, что мы делаем.
Казалось, сама двусмысленность этого высказывания успокоила шофера.
— Ладно, — кивнул он, словно отлично понял, на что намекает собеседник. — Я посадил их у Тайм-Уорнер, как вы и сказали. Их было четверо. Только один или двое более-менее говорили по-английски. Один как раз переводил. Ну вот, я их подобрал, и они сказали мне ехать по одному адресу в Бэй-Ридже. Почти все время они сидели с поднятой перегородкой.
— Бэй-Ридж.
— Ага. Трое вылезли там.
— Расскажи о них.
— Крупные. Очень рослые для китайцев, вот что я вам скажу. Шесть футов с дюймом, не меньше.
— А что было потом?
— Потом они вошли в дом, — ответил Дилетти.
— Адрес?
— Адрес не помню. По левой стороне Семьдесят восьмой улицы — третий или четвертый дом, если считать от бульвара Ридж. Зеленая дверь. И крыльцо тоже зеленое.
— Мы найдем. — Он указал на своего друга Джимми, выполнявшего при нем роль мышечной массы: раньше это место занимал Ричи. — Позвони Вайолет, пусть узнает точный адрес. Пусть пошлет кого-нибудь, туда можно добраться за пять-десять минут, и пусть сразу сообщат ей, что там такое. — Он снова повернулся к шоферу, кивнул: — Дальше.
— Ну вот, эти парни вошли в дом, а потом двое вышли, они несли что-то в картонной коробке. А один остался в доме. Двое опять сели в машину, так что теперь их в салоне было трое. Они что-то долго обсуждали по-китайски, вот что я вам скажу. Интересная штука. Я поглядел в зеркало, но не смог ничего разглядеть. Потом мы поехали по другому адресу, всего несколько минут. Там на подъездной аллее стоял красный пикап…
— Старый… красный «форд Ф-150»?
— Ну да, старый. Вроде «форд», я толком не приметил. Не разбираюсь я в пикапах.
— А потом?
— Они втроем вошли в один дом, потом вышли оттуда ни с чем и тогда пошли в соседний дом, в нем горел свет, и через пару минут вытащили какого-то парня и засунули его в машину. — Шофер помолчал. — Это был белый, он говорил по-английски, я слышал.
— Лет тридцати с небольшим, темные волосы, крепкого телосложения?
— Да. — Шофер опять сделал паузу.
— И тебе показалось, что он крепкий орешек?
— Да, вроде того.
Вик ощутил прилив ярости.
— Продолжай.
— Да-да, продолжаю. Но я что-то не пойму, почему вам… ну… так важно это знать?
— Ты что-то не поймешь, — повторил Виктор.
Шофер нервно осклабился, потом собрался с духом и выдал:
— Да, вы знаете, получается, тут есть что-то существенное.
— Для нас.
— Вот я и говорю.
— Ты хочешь получить плату за свою информацию?
— Ну, я это, я хочу сказать…
Виктор понимающе кивнул:
— И сколько, по-твоему, она стоит?
— Ну, я не знаю… пару тысяч.
— Что?
— Я говорю — пару…
— Нет-нет, я тебя слышал. Я просто с тобой не согласен.
— Значит…
— Это неразумная сумма, — проговорил Виктор.
— Ну тогда, может, тысячу, семьсот пятьдесят?
Виктор покачал головой:
— Все равно не то.
— По-моему…
— По-моему, ты хочешь продешевить, — объявил Виктор, энергично и рассудительно кивая. — Я имею в виду — мы хотим, чтобы все было по справедливости, мы хотим вести себя разумно.
— Да ну? — проговорил Дилетти, не веря своей удаче.
— Именно так. Откровенно говоря, эта информация стоит для нас значительно больше двух тысяч баксов.
— Да? — с надеждой спросил шофер; его голос гулко отдавался в пустой комнате ветхого дома.
— Именно так. Она стоит… на самом деле она стоит, может быть, миллион.
— Правда?
— Только если ты сумеешь все точно изложить.
— Я все-все помню, насчет этого не беспокойтесь.
Виктор сделал знак Джимми, который уже начал скалиться, хотя шофер этого и не мог видеть:
— Принеси мистеру ди Клетти миллион баксов наличными. — Он помахал рукой в сторону соседней комнаты: потолок в ней давно просел, виноградные плети змеились по полу. — Из моего сейфа. Мелкими купюрами, Джимми.
— Есть, шеф.
Водитель беспокойно огляделся:
— Погодите, погодите, я же еще не…
— Рассказывай дальше, ладно? Мы компенсируем тебе все твои затруднения.
Шофер по-настоящему заволновался:
— Ну так вот, мы забрали этого парня…
— Как там с миллионом, Джимми?
Из задней комнаты невнятно донеслось:
— Никак не найду, шеф!
— Что? Этот долбаный Джимми ни хрена не может сделать, — пробормотал Виктор.
— Погодите, погодите, ну так вот, мы поехали в сторону центра…
— Джимми, где миллион, на хрен? Мы не хотим заставлять мистера ди Котлетти ждать!
— Да я ищу, шеф!
— И что ты нашел?
— Вроде как кусок садового шланга, а еще — старый мешок с углем.
Виктор выхватил пистолет и пальнул над головой шофера, якобы в Джимми, который спокойненько стоял в сторонке, покуривая.
— А ну принеси Кретинетти его деньги, а то он нам не станет рассказывать свою историю!
Он начал яростно размахивать пистолетом. Выстрелил снова — вверх. С потолка свалился кусок штукатурки.
Шофер, хныкая, упал на пол, обхватил голову руками. Он рассказал им все: сначала про разговор китайцев с тем парнем, его звали Рэй, они говорили про какую-то китайскую девчонку, а он вроде был ее дружком, а потом они выкинули в окно его телефон, а потом снова приехали к Тайм Уорнер, он ждал их час, а потом они снова все погрузились в лимузин и опять двинулись к тому дому в Бэй-Ридж, и два этих китайских головореза потащили Рэя в дом, а в сумке у них был прибор, который они до этого вынесли; он рассказал, как, не прошло и минуты, один из китайцев выскочил из дома, схватившись за кончик носа, а потом вышел другой, зажимая ладонью кровоточащее ухо, а третьего чуть не ослепили, плеснув ему краской в глаза. Он рассказал, как они погнали в Чайна-таун к врачу, издавая стоны, ругательства и прочее, и вся задняя часть салона была в крови. Виктор слушал как зачарованный. Он был в восторге. Отлично. Он попал в яблочко! Это тот самый парень! Тот парень, которого он собирается убить!
Разобравшись с шофером, они подняли его на ноги и, не обращая внимания на вонь от его штанов, заставили его под прицелом выпить пять больших глотков неразбавленного виски. Но обставили это торжественно, похлопывали его по спине. Ты уцелел, приятель. Никто тебя не трогал, так? Черт побери, никто и волоска на твоей голове не задел! Поначалу шофер колебался, но после третьей порции виски он обрел прежнее самодовольство, даже выдавил усмешку.