— А теперь мы тебя отвезем домой, — пообещал Джимми, ведя его за собой к поджидавшей машине. Виктору доводилось раньше такое видеть: страх у этого человека ослаблен алкоголем, теперь его нужно высадить где-нибудь рядом с его домом, и если он с кем-нибудь заговорит заплетающимся языком, его вряд ли поймут; потом он уснет, а когда проспится, ощутит жестокое похмелье, но главное, поймет, что цел и невредим, а в подобных случаях человек обычно предпочитает не рассказывать о происшествии ни властям, ни полиции.
У Виктора зазвонил телефон. Это была Вайолет:
— Раздобыла номер дома по Семьдесят восьмой улице. Имя хозяина — Рэймонд Е. Грант.
— Его кто-нибудь знает?
— А то как же. О нем легко разузнать. Думаю, такому, как ты, интересно будет услышать, кто он.
— И кто он?
— Отставной детектив. Двадцать семь лет проработал сыщиком, вот так. Красный пикап записан на его имя.
Он ничего не ответил.
— Виктор? Это-то меня и волнует, понимаешь?
Детектив. А того типа, помоложе, зовут Рэй. Видно, его сын.
Скоро он, Вик, все разузнает.
— Это очень храбрый, очень сильный человек, — Жао наставил палец, точно говорил с Цзин Ли лично, а не по мобильному. — Он взобрался наверх по веревке, а потом спустился по ней, перебирая руками.
Рэй, подумала Цзин Ли. На свете очень мало таких сильных мужчин.
— Какого цвета у него пикап?
— Красный, — ответил Жао. — Хороший, только немного старый. Я его осмотрел. У него смешная желтая туфля на приборной доске.
— Похожа на обычную теннисную, только желтая?
— Да, именно такая.
Всего месяц назад они подъехали к дому отца Рэя, и Рэй зашел его проведать, а она осталась сидеть в машине. День был теплый, и она высунула ногу в окно машины, наслаждаясь солнцем. Может, тогда она и потеряла туфлю. Она ни разу не заходила в дом и не знакомилась с отцом Рэя — возможно, потому что боялась.
— Как по-твоему, Жао, что он делал? — поинтересовалась Цзин Ли.
— О, я знаю, что он делал.
— Скажи.
— Искал тебя.
— Почему ты так думаешь? — спросила она, проверяя его.
— Потому что мужчина проделывает такое, только если у него большое сердце, а ты — единственная, кого он знает в нашей фирме, значит, он делал это для тебя, вот что я думаю. У него большое сердце, и в этом сердце у него ты, Цзин Ли.
* * *
Уехать из Гарлема на такси — пятьдесят долларов? Ну и ладно, ей плевать. Но чтобы перебраться через мост, понадобилось время, и она беспокойно смотрела в окно. Рэй звонил ей, а она так ему и не перезвонила. Ужасно. По-моему, я сделала большую ошибку, сказала себе Цзин Ли. Теперь я исправлюсь. Пусть он узнает, как сильно я по нему скучаю. Мы могли бы поговорить с полицейскими — например, с детективом Блейком. Таксисту пришлось порыскать по окрестностям, прежде чем она нашла нужную улицу. У того дома было зеленое крыльцо, с восторгом вспомнила она. Они покружили по округе, и наконец она обнаружила тот дом.
— Не выключайте счетчик, — попросила она шофера. — Я кое о чем забыла.
— У кого есть деньги — у того есть и время, — благодушно ответил тот.
Она порылась в сумочке и нашла губную помаду и зеркальце. Губы надо подправить. Она накрасила их, потом поцеловала бумажный платок, чтобы снять излишек помады. Причесалась, чуть-чуть подвела глаза, тронула тушью ресницы. И последнее — духи. Она рассчитывала целовать Рэя — долго-долго, понимаете?
— Леди, ничего, если я что-то скажу?
— Наверное, ничего.
— Кто бы он ни был, ему с вами повезло.
— Спасибо.
— Не подумайте, что я напрашиваюсь на чаевые.
Она расплатилась с ним и вышла.
Да, это было то самое место, двухэтажный дом под островерхой крышей, со слуховыми окнами, как их называют американцы. В свое время она и в Шанхае, и в Нью-Йорке часами изучала объявления о недвижимости. Мало кто помнит, сколько домов западного типа было возведено в Шанхае до революции. Бунд, набережная реки Хуанпу, вся застроена массивными британскими, французскими, немецкими зданиями, неоклассическими или в стиле ар-деко. А у этого дома было небольшое закрытое крыльцо, недавно покрашенное. Трава и кусты, похоже, аккуратно подстрижены. Кто-то следил за домом: несомненно, Рэй, а значит, он по-прежнему живет здесь, верно? Она заглянула за угол дома, увидела запертый сарай и свежевыкрашенный скворечник. Ох, надеюсь, он тут! — сказала себе Цзин Ли. Она поднялась на крыльцо и нерешительно постучала. Нет ответа. Она заметила красивый колокольчик посреди двери и качнула его. Где-то внутри раздался звон. И вскоре к ней по захламленному коридору уже шла женщина.
— Да, чем могу вам помочь? — спросили из-за двери.
— Я пришла к Рэю, — ответила Цзин Ли. Дверь открылась.
— Он там, — сказала женщина. На шее у нее висел стетоскоп. — Прошу вас.
В доме было неожиданно тепло для весеннего дня. Цзин Ли прошла вслед за ней в гостиную, где истощенный старик лет семидесяти лежал, распростершись на подушках, раскинув руки в стороны; к обоим запястьям шли какие-то трубки.
— Ох, простите, простите, — протестующе забормотала Цзин Ли, — я хотела сказать — к Рэю-младшему.
— Он должен скоро приехать, — ответила сиделка.
Цзин Ли замерла где стояла, не желая вторгаться. В Китае считается, что покой больного тревожить нельзя.
— Я… я не…
— Пожалуйста, останьтесь, — попросила сиделка. — У мистера Гранта бывает не так много посетителей, и уж конечно, таких, как вы, у него не бывало никогда. — Сиделка улыбнулась. — Он вот-вот проснется.
— Но вы уверены?..
— Только я должна вас предупредить: он настоящий сердцеед.
Что ж, она присела на диван, пытаясь не показывать, что ждет, стараясь не мешать. Она посмотрела на мистера Гранта, оглядела комнату, коридор — все, куда мог достигнуть взгляд. Это дом, где Рэй вырос. По американским меркам совсем не роскошный и тем не менее, как показалось Цзин Ли, просто замечательный, с чудесными деревянными полами и большими, хотя и скромно обставленными комнатами. Мальчишкой он жил здесь, подумала она. Как это отличается от тех мест, где росла я.
— По-моему, мне дают слишком много лекарств, — прокаркал голос — голос мистера Гранта; его глаза были теперь открыты, и он пристально, даже с некоторой тревогой изучал ее. — Если не ошибаюсь, хотя я могу ошибаться, сейчас я лицезрею исключительной красоты китаянку, и по-моему, вы, если не считать моей жены Мэри, самая прекрасная женщина из всех, что побывали здесь за последние тридцать девять лет, а это, позвольте вам заметить, что-нибудь да значит!