Но теперь август выглядел таким далеким. Листья на деревьях в лесу Эден окрасились в медные, золотые и желто-солнечные цвета. А затем они опали.
После ланча Бен и Хелен пошли к реке. На боковых улицах дома прижались друг к другу, как маленькие группки сплетничающих людей. Они глазели друг на друга окнами и знали, кто чем живет. Омытые дождем ступеньки из йоркширского камня, спускавшиеся к реке Эден, стали гораздо ярче – коричневыми, красными и зелеными. Они были шероховатыми и немного скользкими от листьев. Внизу листья забили водосток, и грязная вода заливала дорогу.
Хелен рассказывала Куперу о школе, об учениках в ее классе. Бену было достаточно просто слушать, как она говорит. Он хотел возместить ей несостоявшееся в прошлое воскресенье свидание, когда, задержавшись в регби-клубе, он попросту забыл о ней. К тому же отсутствие необходимости участвовать в разговоре позволяло ему думать о чем угодно. Он мысленно вернулся к рапортам о нападении на Кела и Страйда накануне вечером. Сами по себе подробности ужасали, но его воображение способно было нарисовать и намного худшее. Кел и Страйд стали типичными жертвами – пара невиновных, оказавшихся не в том месте не в то время. Он видел, что это так, и не сумел ничего сделать, чтобы защитить их.
А сейчас его заботила и другая проблема: надо было решать, что делать с Марком Рупером и Оуэном Фоксом. Подозрения Марка представлялись Куперу необоснованными, но доложить о них было необходимо. По каким-то необъяснимым причинам ему хотелось обсудить это с Дианой Фрай. И еще ему хотелось стать членом следственной группы, которая занималась выяснением личностей «борцов за нравственность», напавших на Диану. Полиция располагала рапортами Фрай и констебля Тейлора, с самими Келом и Страйдом тоже поговорили. Но на месте преступления творилось нечто невообразимое – дождь превратил его в сплошное болото. К нападению на офицера полиции требовалось подойти серьезно, но все, чего достигли на данный момент, – еще больше рассредоточили ресурсы отделения. Этого было достаточно, чтобы Купер чувствовал вину за то, что находится не на работе. Но деньги, отпущенные на оплату сверхурочных, в бюджете отделения закончились.
Хелен извлекла из сумочки на плече пачку фотографий. Купер недоуменно посмотрел на них.
– Фотографии моих учеников, – сказала она.
– Ах да.
В воскресные дни по берегу реки всегда гуляло множество семей, кормивших уток. С ведущей к реке тропинки поверхность воды напоминала шевелящийся ковер: дикие утки и лысухи беспокойно сновали у самого берега, набрасываясь на лакомые куски. Над ними кружились и резко кричали стайки шумных и злых черноголовых чаек, пикировавших к воде и снова взлетавших вверх.
Купер и Хелен сели на скамейку рядом с пожилой парой. Все фотографии были плохо скомпонованы и сняты в странном ракурсе, при смешении искусственного света и вспышки.
– Это моя маленькая любимица, Карли, – сказала Хелен, показывая на девочку лет шести со светлыми, неровно подстриженными на лбу волосами и зубами с такими промежутками, что они походили на полуразрушенную стену. – Она просто прелесть. Она любит рисовать и всегда дарит мне свои рисунки. Вот посмотри!
Картинка, которую она показала Куперу, была нарисована цветными карандашами старательно, но неумело. На ней были изображены маленькие дети в разноцветной одежде. Их руки напоминали ветки. И еще была фигура человека с белой бородой и в красной шубе. Он гладил детей по голове и раздавал им яркие подарки. Рисунок был подписан: «Дет Мароз».
– Немного рановато для Деда Мороза, как по-твоему? Только что прошла Ночь Гая Фокса.
– Да, они иногда путают, – засмеялась Хелен.
Но в чем-то картинка выглядела неправильно. Что-то не то было с костюмом Деда Мороза. Он выглядел как один из тех Санта-Клаусов в эдендейлских магазинах во время рождественских распродаж – в самодельных костюмах и с отставшими ватными бородами. Большинство из них напугали бы детей до смерти, если бы подошли слишком близко. Но в наши дни тесного контакта никому не дозволялось, даже Сантам. Никаких «подойди и посиди у меня на коленях, малышка».
Куперу вспомнились мальчики Уоррена Лича, их отстраненное выражение лица и инстинктивная осторожность с чужими. Жилище Лича не очень располагало к наивности. Купер многое отдал бы за то, чтобы узнать, что такого видели или испытали эти два мальчика, что заставляло их так нервничать в присутствии гостей.
Он снова посмотрел на рисунок в руке. Нет, не красная шуба делала рисунок неправильным. Это были брюки. Даже ребенок знает, что брюки у Санты красные – такие же, как шуба. Но Карли сменила карандаши, наполовину нарисовав Деда Мороза и его подарки. Она тщательно выбирала свой новый цвет, и он оказался не из тех цветов, которые обычно выбирают шестилетние дети. Этот цвет не был достаточно ярким или бросавшимся в глаза; он был слишком скучным и каким-то взрослым.
Да, каждый знал, что Санта одевается в красное. Но у этого Санты были серые брюки.
Дом находился на склоне холма, ниже уровня дороги. К его входной двери вели крутые, узкие каменные ступеньки, вдоль которых стояли деревянные кадки и горшки с увядшим душистым горошком, заключенные в клетку отвесных стен и запертых окон. Остатки мертвых растений стелились до двери, оставляя на ступеньках пятна темной плесени и слизи, предательские пятна, из-за которых неосторожный почтальон мог приземлиться на пятую точку. В комнатном окне, выходившем на дорогу, виднелась одинокая цветущая герань, чьи красные цветы светились на фоне серых занавесок.
Когда Оуэн Фокс открыл дверь, казалось, он стоит на краю глубокой норы. Он выглядел так, словно только что встал с постели, – полуодетый, с заспанными глазами и всклокоченными бородой и волосами. Увидев стоявшую перед ним Диану Фрай, он запахнул на груди халат.
– Вам нужна помощь? – спросил он. – Наверное, опять понадобилось мое знание местности?
Оуэн попробовал прикрыть за собой дверь, стараясь оставаться на ступеньках вместе с представителем власти, словно отстраняясь от своей собственной жизни. В футболке, халате и тапочках он выглядел довольно смешно.
– Это по поводу Кела и Страйда? – снова спросил он. – Подождите минутку, и я выйду к вам. Нет проблем.
Подняв взгляд, Оуэн увидел стоявшего у края дороги инспектора Хитченса и что-то прочитал в выражении его лица. Он пристально смотрел на Хитченса, словно человек, задумавший в последний раз подняться на Эверест и отдающий себе отчет, что этого никогда не произойдет, – слишком много требуется усилий. Оуэн Фокс превратился в маленького человечка на дне темной ямы. Он стоял вне света, вне мира, покинутый и одинокий. Солнце, которое падало на его растения в горшках, не доставало до порога.
– Не трудитесь запирать дверь, – произнес Хитченс. – У нас есть ордер на обыск.
«То была река, это – море».
Бен Купер сделал погромче звук своего стерео и открыл компакт-диск группы «Уотербойз». Дата, стоявшая на диске, – 1985 год – поразила его. У него действительно было много дисков с музыкой, которую он любил двенадцать-пятнадцать лет назад, когда был еще подростком. Каким-то образом за время, проведенное на службе в полиции, его вкусы не изменились, – а может, у него просто не было времени открывать для себя новые музыкальные течения.