Его отношения с другой женщиной были несколько более продолжительными. Их ребенок появился на свет с врожденным пороком сердца и должен был всю жизнь избегать сколько-нибудь существенных физических нагрузок. Пятнадцать лет, сказал мой клиент, его любовница самоотверженно заботилась о нем и никогда не жаловалась. Потом он вдруг заплакал. «Мой сын ни разу не играл в бейсбол, ни разу не плавал в море». В конце концов ему удалось устроить так, чтобы его двоюродный брат женился на этой женщине и стал его сыну приемным отцом. И как ни странно, все получилось на редкость удачно. «Это самое лучшее, что я сделал в жизни», — сказал он.
Как я понял из дальнейшего, мой клиент хотел продать собственность, чтобы обеспечить своих незаконнорожденных детей. Стоимость его движимого и недвижимого имущества приближалась, по его оценке, к двенадцати миллионам, и я, самодовольный юнец, который все еще полагал, что закон именно таков, каким его преподают в юридическом колледже, пообещал разобраться в деле и подготовить необходимые бумаги. Что я и сделал. Как оказалось, имущество стоило не двенадцать, а все девятнадцать миллионов. Мой клиент умер через две недели после того, как были готовы документы. Подписывал он их уже в больнице — с трубками аппарата искусственного дыхания в носу — в промежутке между двумя уколами морфина.
Или еще один случай, когда ворочавший миллиардами застройщик и владелец недвижимости приобрел изысканный старый отель неподалеку от Публичной библиотеки. Он истратил сто шестнадцать миллионов на его перестройку и переоборудование, и все только для того, чтобы — вкатив в вестибюль по специальному пандусу свою прикованную к инвалидной коляске мать — объявить ей, что этот отель принадлежит ему. Вся его головокружительная карьера была лишь средством доказать матери, что он что-то собой представляет, — так сказала мне его жена, прекрасно сложенная молодая женщина с безупречной, подозрительно похожей на настоящую грудью, с которой я разговорился на прогулочном теплоходе, курсировавшем по проливу Лонг-Айленд-Саунд. У миллионера она была уже третьей, и до «смены караула» ей оставалось еще года два. Мне она показалась славным, но слабым человеком; вся ее красота не могла ей помочь, ибо привлекала только мужчин, желавших уложить ее в постель. Допив коктейль, она внезапно выбросила в океан оставшийся на дне лед и ломтик лимона, потом швырнула в волны бокал и, повернув ко мне свое красивое лицо, сказала с ожесточением и горечью: «Он все делает ради матери, хотя на самом деле он ее ненавидит». Я только кивнул. «Почему он не хочет завести детей? — спросила она. — Я только этого и хочу».
Через год ее место заняла другая женщина. Когда переоборудование отеля было завершено, меня пригласили на церемонию открытия, и я заметил — не мог не заметить, — что, пока перерезали красную ленточку, мать нового владельца безмятежно спала в своем мягком инвалидном кресле, зажав между костлявыми коленями трость и открыв рот, так что всем присутствующим и корреспондентам были хорошо видны ее вставные челюсти.
Слегка покачивая бедрами, к моему столику снова подошла Элисон.
— Все думают, что рыба — это просто, — сказала она. — Никто не хочет подумать о том, что ловят ее одни, покупают другие, готовят третьи… — Она устало опустилась на стул. — Может, поручить Ха присмотреть за рыбой вместо меня?
— Почему именно Ха?
— Он в ней отлично разбирается.
Но рыбная тема меня не привлекала. Куда больше меня интересовали события прошлого вечера и ночи.
— Скажи, Элисон, что еще ты знаешь о Джее? Где его офис, чем он занимается?
Элисон перевела дух:
— Я не знаю, где его офис.
— Он никогда тебе не рассказывал?
— Кажется, он говорил что-то насчет строительного бизнеса.
— Куда ты звонишь, если он нужен тебе днем? По какому номеру?
Она подавленно улыбнулась:
— Я ему не звоню.
— Не звонишь?
— Нет. Разве это не странно?
— Значит, Джей звонит тебе?
— Да.
— Ты была когда-нибудь у него дома?
— Нет.
— Ты знаешь, где он живет?
— Нет.
— Есть у тебя хоть один его телефонный номер?
— Нет.
— Нет?
— Стыдно признаться, но он так и не дал мне свой номер.
— То есть домашнего телефона у тебя нет?
— Нет.
— А служебный? Мобильный? Я абсолютной уверен, что у него есть мобильный телефон.
Элисон машинально чертила на своей планшетке какие-то каракули.
— Иногда мне кажется, что я вовсе ему не нравлюсь.
— Почему тебе это кажется? Потому что Джей ничего о себе не рассказывает? А ты пробовала поискать в Интернете?
— Разумеется, пробовала, но ничего не нашла.
— То есть он сам звонит тебе и предлагает встретиться?
— Как правило — да.
— Хотел бы я знать, что сталось с кодексом выживания крутой нью-йоркской девчонки!
— Ох, Билл, я обо всем забыла.
— И чем вы занимаетесь вдвоем? Прости, что я спрашиваю, но мне очень хочется разобраться, что он собой представляет, этот парень.
— Он звонит мне сюда, в ресторан. Потом мы встречаемся — здесь или у меня на квартире.
— А потом?
— Ты сам знаешь, что бывает потом.
— И все-таки?
— Обычно мы… развлекаемся, потом я готовлю ему что-нибудь перекусить.
— Значит, это происходит не ночью?
По лицу Элисон я видел, что она не ожидала такого вопроса.
— Обычно нет…
— А когда?
— Часа в три, в четыре, когда в ресторане почти не бывает посетителей.
— Вы никогда не ужинали вместе?
— Очень редко, — призналась она. — Джей говорит — ему нравится встречаться со мной в моей квартире.
— И ты миришься с этим, потому что…
Элисон снова прикусила губу и опустила взгляд, потом порылась в сумочке и достала сигарету. Я понимал ее состояние — своими вопросами я загонял ее в угол, но отступать я не собирался.
— Эти… визиты, они ведь продолжаются недолго, да? Час, полтора — сколько?…
— Да, — сказала она тихо. — Ну и что?
— Это немного. Особенно для настоящего романтического свидания.
— Ты мне говоришь?…
— Скажи, Элисон, не было ли так, что Джей сначала действует энергично, а потом вдруг… скисает?
— Да! Именно так и было в последний раз, когда… — Элисон не договорила. Подняв голову, она смотрела на ворвавшегося в зал полного мужчину в белом халате и фартуке. Я узнал его — это был ресторанный шеф-повар.