- Надеюсь, вы все вчера вечером помолились, отходя ко сну, - скрипучим голосом произнесла фигура и захохотала.
Макфарлэнд дернулся, почувствовав, как сильная рука схватила его за горло. В нос ударил запах горелой плоти.
"Дениз! - вспыхнуло в мозгу. - Я же должен был позвонить Дениз!"
В следующий миг отец Селвэй оторвал ему голову.
Брат Элиас сидел в хорошо освещенном конференц-зале офиса шерифа и вспоминал те времена, когда он еще не был известен как брат Элиас. Тогда у него были более темные волосы, а костюм более потрепанный, в соответствии с нравами времени. Тогда он называл себя отец Джосая. А до этого он был Иктар-Ва. А еще раньше - Викуп-Асази.
Имена менялись, но люди оставались все те же.
И зло оставалось все тем же.
Он посмотрел на лежащую перед ним Библию в черном переплете и улыбнулся. Ему нравилось христианство. Простая религия, с несколькими стандартными ритуалами, войти в которые не составляет труда. И, в отличие от некоторых более холистических восточных религий, христианство сознает, что существует четкая дихотомия между добром и злом.
Даже если и не понимает истинную природу зла. Брат Элиас с безмятежным выражением лица смотрел на противоположную стену, зная, за ним наблюдают в специальный глазок, вмонтированный в стальную дверь. Один из помощников шерифа каждые несколько часов подходил проверять его и фиксировать, чем он занимается. Обычно человек несколько секунд смотрел в глазок, после чего исчезал.
Брат Элиас знал, что происходит в городе. Он знал, что некоторые слабые места уже подвергаются нападению. Он знал, что зло уже быстро нарастает и позволяет себе угрожающие набеги. Все это он уже видел. В других городах. В другие времена. И в Рэндолле.
Брат Элиас прикоснулся к маленькому золотому распятию, служащему ему зажимом для галстука. Такого провала, который случился во время его последнего появления в Рэндолле, он больше допустить не может. В тот раз четверо из шести мужчин, принимавших участие в этом деле, погибли. Зло было подавлено, сила его иссякла на ближайшие полторы сотни лет, но они были на грани катастрофы. Живыми с Зубцов вернулись лишь двое - он и Эзра Велдон.
Он опасался, что нечто подобное может произойти и сейчас.
Если не худшее.
Скоро может оказаться слишком поздно. Надо было появиться в Рэндолле гораздо раньше. События начинают выходить из-под контроля. Но ни он сам, ни отец Эндрюс, ни шериф, ни Гордон не были готовы. Он не уверен, что они готовы сейчас. Шансы на то, что они преуспеют в своей миссии, ничтожно малы.
Но он не имеет права показывать свои опасения. Нельзя демонстрировать неуверенность. Он должен быть сильным ради них всех. Он должен проявить силу и мужество, которых у них нет.
Если ритуал совершен правильно, если все пройдет по плану, то осечек быть не должно. Жертв быть не должно. Но ничто не проходит идеально. Всегда возникают непредвиденные отклонения. Всегда приходилось делать изменения в соответствии с обстоятельствами.
Всегда были смерти.
Узкая грунтовая дорога петляла по лесу. Высокие сосны, черные и пугающие на фоне безлунного неба, обступали с обеих сторон глубокие борозды, как молчаливые стражи. Гордон шел вперед, глядя перед собой, время от времени оступаясь в глубокие ямы, которые не успевал заметить, спотыкаясь босыми ногами о камни, невидимые в темноте. Лес впереди, казалось, уже смыкался, могучие сосны выходили на обочины, и дорога того и гляди должна была просто исчезнуть.
Гордон продолжал идти вперед. Он не знал, что его ждет впереди, но по мере углубления в лес нарастающее ощущение угрозы уже переходило в паранойю. Ему хотелось вернуться, но что-то внутри удерживало от этого шага. По обе стороны дороги между деревьями слышались зловещие шепоты и непонятные звуки, напоминающие детский лепет. Он ускорил шаг.
Внезапно нечто большое и черное появилось из-за дерева и встало прямо посреди дороги, перекрывая путь. Ночь была темной, но фигура - еще темнее. Она недвижно нависала над ним. Эта абсолютная неподвижность казалась угрожающей, и Гордон заставил себя остановиться. Громко кашлянув, он спросил:
- Кто это?
Фигура молчала.
- Что это?
Гордон почувствовал, что фигура двинулась, но глазом это не зафиксировал, поэтому испугался еще больше. Он развернулся, чтобы бежать прочь, и... оказался посреди старой Горной дороги. Вокруг были развалины Рэндолла. Прямо впереди он увидел руины здания филиала Национального банка. Из горы черного пепла торчали обломки бетона и куски стальных конструкций. Два человека в рваных одеждах, пошатываясь и поддерживая друг друга, удалялись от дымящейся груды того, что некогда было магазином на Кольце. Какие-то люди бежали что есть сил по дороге, удаляясь от него, удаляясь от центра города. А высоко над Зубцами грозно нависала гигантская черная туча; она тянулась вперед, быстро превращаясь в нечто, напоминающее когтистую лапу.
Что-то ударилось ему в ногу. Гордон увидел зверька, который выглядел как крупная крыса, крыса размером с собаку. Она сидела на асфальте перед ним и скалила зубы в злобной ухмылке. Прежде чем он успел среагировать, прежде чем успел пнуть ее или хотя бы крикнуть, тварь метнулась вперед, вцепилась в него когтями, острые хищные зубы впились в лицо. Он уже почувствовал, как полилась горячая кровь, как тварь вырывает куски мягкой плоти; пытаясь избавиться от нее, он стал падать навзничь и... оказался на мягкой горе сырого мусора. Потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Наконец, осознав, где находится, он огляделся по сторонам. Было утро, солнечные зайчики сверкали на хромированных обломках какой-то конструкции, валявшейся неподалеку. По другую руку полыхал костер из дерева и других горючих материалов; окружающий воздух дрожал и плыл раскаленным маревом. Совершенно непроизвольно в языках пламени он стал различать странные изменяющиеся фигуры. Тела. Лица. Фигуры были очень похожи на человеческие, и лица казались знакомыми, только не сразу узнаваемыми. Он даже попытался сосредоточиться на каком-нибудь из лиц, но не смог, потому что они слишком быстро менялись.
Из-под костра выполз обгорелый, дымящийся младенец. Младенец обуглился почти до неузнаваемости, но Гордон смог понять, что тот не столько сгорел, сколько жестоко изувечен. Весь скелет был словно перекрученный. Младенец выполз из костра и начал затаскивать себя на соседнюю горку мусора, при этом он хихикал и улыбался, обнажая неестественно длинные кривые зубы, которые сверкали ослепительно белой полосой посреди черного как смоль лица.
Младенец повернул голову к Гордону и отчетливо произнес:
- Папа!
Ни о чем больше не думая. Гордон вскочил, схватил первую подвернувшуюся длинную палку и что было сил воткнул ее в спину младенцу. Он почувствовал, как острый конец прошил тельце насквозь. Младенец испустил один пронзительный вопль, дернулся и затих.