«Актуальная бесконечность божественной природы требует потенциальной бесконечности своеволия, а потому свобода воли Бога подчиняет себе Божественный разум, и Бог творит мир не в соответствии с неким исходным каноном разумности, а в акте абсолютно свободного волеизъявления, так что текущая действительность мира – лишь одна реализовавшаяся из многочисленных возможностей Божественного творения, и наш мир – не более чем игра случая в проявлениях Божественной воли. Бог пожертвовал своим Сыном, чтобы спасти нас. Я был готов пожертвовать собой, чтобы спасти Сына, но моя жертва не была принята. На все воля Божья».
Очевидно он имел в виду опасность для христианства, которую несли хаты. За почти 800 лет, прошедших со времен Аввы Мария, палимпсест, на котором волею судьбы оказались последовательно Августин, Катулл и первое свидетельство о хатах оказался утрачен. (Катулл, по счастью, дошел в других списках). Но доклад Аввы Мария сохранился и ватиканская секретная полиция про него не забыла. Интересно. Значит, секретные службы занимаются делом хатов уже довольно долго.
Я поставил точку, просмотрел мельком, что получилось. Получилась не то, чтобы настоящая готическя мистерия: не хватало типовых персонажей и канонического сюжета – рождественского или пасхального. Но и не то, чтобы новелла. Все-таки – новелла – не пьеса. С другой стороны и пьесой то, что получилось назвать было нельзя, не смотря на единство места и действия: уж слишком был силен компонент классического закрытого детектива. Шесть подозреваемых и кто-то из них убийца. Но если это детектив, то при чем здесь Катулл, да еще и матерный? Я махнул рукой на жанр и подумал, что теперь, кажется точно знаю, кто следил за мной в северном православном монастыре. Если, конечно, ризничий – любимая хатская должность.
Я посмотрел на часы: до приезда Антона оставалось еще не меньше двух часов, а я уже очень проголодался. К тому же Антон мог поесть в дороге. Поэтому я не спеша вышел из номера и отправился в приглянувшийся мне еще вчера ресторанчик. На берегу Адидже, весь в плюще с видом на поросшую мхом крепость по ту сторону реки. По дороге, на темной узкой средневековой улице я офигел. Прямо навстречу мне шел хат.
«Начинается, – подумал я. – Доигрались. Паранойя». Но на всякий случай посмотрел на человека, показавшегося мне хатом, внимательней. Человек быстро прошел мимо. Серый, непривлекательный. Обычный. Невыразительный. Скучный. Неприметный. Но я точно знал, что он хат. Также как встретив на улице негра, я был знал, что он – негр. А не китаец и не скандинав. Но с негром-то все просто. А откуда я знал про проходящего мимо итальянца? Неожиданно выросший третий глаз? Иного объяснения у меня не было. То-есть было, конечно. – Паранойя. Чтобы разобраться, в ком из нас проблема – во мне или в нем, я развернулся и пошел за человеком. На почтительном расстоянии. Есть мне совершенно расхотелось. Я шел за хатом обычным шагом и раздумывал. Выбритого треугольника на затылке – нет. Значит не вторая степень посвящения. Значит, третья. Потому что хаты первой степени по улицам не разгуливают, и главное, их вообще очень мало. Но откуда я знаю, что он хат? Нет, ну вот откуда? «Оттуда, – ответил мне внутренний голос. – Оттуда!»
Я опасался, что хат откроет дверь какой-нибудь конторы и исчезнет, но мне повезло. Он свернул в кафе. Я принял самый туристический вид, какой смог и, озираясь по сторонам, вошел в то же кафе. Хат уже сидел, развернув Corriere della Sera. Я уставился на грифельную доску, на которой было мелом выведено примерно двадцать пять разных видов кофе, и растерявшись, заказал двойной эспрессо. Сел за соседний столик и начал соображать. В голову ничего не лезло, кроме того, что в трех метрах от меня сидит настоящий итальянский хат. Н-да… А как там лечится паранойя? Кажется, легкая форма – никак. Покой, крепкий сон. Свежий воздух. Здоровая еда. Пешие прогулки. Всего этого у меня в Японии было хоть отбавляй. «Да не хат он никакой», – сказал я сам себе из последних сил. И сам себе не поверил. И тут меня осенило. Я спросил у официанта ручку, написал на салфетке 222 461 215 подошел к хату, прокашлялся и сказав, excuse me, sir показал хату число.
Хат взял салфетку. Посмотрел на нее. Потом на меня. Потом опять на нее. Потом взглядом предложил сесть за его столик. На вопрос, который он задал мне, ответа у меня не было. А вопрос был самый естественный из всех возможных.
– Что вам нужно?
– М… я подумал, что вам знакомо это число.
– Почему вы решили, что оно должно быть мне знакомо?
Хат был спокоен, но немного удивлен. Я даже начал колебаться, а не простой ли он человек, но отступать было некуда.
– Дело в том, что я из Москвы. У меня есть специальное задание. И, можете себе представить, только что на кафедральной площади прямо у собора какой-то мотоциклист сорвал с меня сумку. А ней – все деньги, мой паспорт, мои права, мой сотовый телефон…
– Ужасно. Но вы не ответили на мой вопрос. С чего вы взяли, что я должен знать это число?
– Дело в том, что в рамках моего задания, вы простите, но детали я вынужден упустить, мне показали фотографии самых выдающихся членов веронской общины. Вы, разумеется входите в них.
Вот тут он удивился по полной и я понял, что в кои-то веки попал в десятку с первого выстрела. От серости хата не осталось и следа. Он выглядел, как человек, которому сказали, что с одной стороны ему изменила жена, а с другой, что она сделала это с великим футболистом.
– Разве в Вероне есть другие члены братства?!?!
– Вот видите. Я уже сказал вам больше чем мог. Пожалуйста забудьте об этом.
– Что вам нужно?
– Немного денег. Сотня евро, не больше. Я должен заплатить за гостиницу. Я тотчас же свяжусь с Москвой и мне вышлют все необходимое.
Человек, все еще продолжая удивляться, достал бумажник и передал мне две банкноты по пятьдесят евро. Наконец ему пришла в голову одна мысль.
– Я вынужден буду рассказать об этом своему куратору. Надеюсь, что пропавшие у вас документы не несут угрозы братству…
– Ну что вы… Все самое важное – здесь. И я со значительным видом показал на свою голову. Что же касается рассказа об этом куратору… На вашем месте я бы не торопился.
– Почему?
– Вы только что узнали абсолютно секретную информацию. О том, что вы не один в Вероне. Не уверен, что куратор придет от этого в восторг.
– Это вы рассказали мне об этом!
– Согласен. Меня за это могут наказать. Но я от вас не получил никакой секретной информации. Следовательно, непосредственной угрозы братству не представляю. Подумайте лучше о себе! Вдруг куратор или совет Уреев начнет опасаться того, что вы захотите дознаться, кто именно представляет в Вероне интересы братства? Или еще что-нибудь, боюсь даже подумать об этом. А?…
Хат задумался. Мне совершенно не улыбалась перспектива быть объявленным в хатский розыск, а значит и во все остальные розыски за два часа до приезда Антона. И я решил добить его.