* * *
Мы прошли по Карлову мосту и направились в Старе Место, оказавшись на площади в Старом Городе. Хотя я сделал всего лишь одну затяжку, но находился под кайфом. Думаю, что и Арт тоже был под кайфом, потому что мы бродили где-то с час перед тем, как найти улицу Махова. Снова пошел снег, легкие снежинки напоминали пух. Они лениво и неторопливо спускались с черного неба, их или проглатывали темные, медленно текущие воды Влтавы, или они кружились вокруг фонарей, словно мотыльки с дрожащими крыльями.
Из баров на улицы вываливались группы людей, смеясь и держась друг за друга. Некоторые несли в руках бутылки и победно поднимали их к ночному небу, словно языческие короли, выли на луну. Я увидел, как один человек согнулся пополам и блевал в сугроб. Ему спину терла женщина, одновременно разговаривавшая с подругой. Я поразился тому, сколько хороших людей живет в мире. В этот момент мне не хотелось бы оказаться в каком-то другом месте. Этим зимним вечером в Праге я с радостью скользил по покрытым снегом улицам Старе Место, рядом со мной шел Арт. Его черное пальто развивалось сзади на ветру, через плечо была перекинута сумка. Я слушал его рассказ про первую богемскую династию, Пржемыслов — о том, как они поднялись к власти в десятом веке.
Затем внезапно мы оказались на месте — перед остроконечным, стоящим в низине кирпичным забитым досками зданием. Оно шло вдоль тротуара вплоть до перекрестка. На старой поблекшей вывеске облезающей черной краской значилось «Гостиница „Париж“». Под названием красовался силуэт танцовщицы.
Мы с Артом мгновение стояли на месте, глядя на вывеску. Каждое окно было забито доской, а дверь изрисована граффити.
— Этот мотоциклист был полон дерьма, — сказал Артур, закрыв глаза и потирая лоб.
— Ты все еще под кайфом? — спросил я.
Арт продолжал тереть лоб.
— Думаю, да, — ответил он, резко выдохнув воздух и открыв глаза. — На самом деле, я под большим кайфом. Я просто одурел от наркотиков.
Он уставился на меня, и мы оба расхохотались, смеясь так сильно, что рухнули в мягкий снег. Потом мы уселись на бордюр и смотрели на реку. Огни на Маластранской площади мигали.
— Давай останемся здесь, — сказал Артур.
— Мы замерзнем и умрем от холода, — ответил я.
— Я имел в виду, в Праге. — Арт подтянул колени к груди и укутал их полами пальто. — У меня достаточно денег. Мы могли бы сиять квартирку недалеко от университета, получить дипломы здесь. Нам не потребуется никогда возвращаться назад.
— А как же насчет проекта доктора Кейда? — спросил я.
Артур молчал несколько минут.
— Он найдет кого-то другого. Всегда кто-то находится.
Это было странным, искушающим предложением. У меня ничего нет. Я никому ничем не обязан. Кто-нибудь станет обо мне скучать? Кто-нибудь вообще заметит, что я уехал? Я сделаюсь героем еще одной истории, которую станет рассказывать доктор Ланг. Еще одним городским парнем, который бросил учебу. Может, когда-нибудь я случайно встречусь с каким-то студентом Абердина и предупрежу его насчет Корнелия — сумасшедшего старика Корнелия Грейвса, который убивает голубей в поисках бессмертия. Арт продолжит поиски философского камня, пока я живу среди тусклых книжных полок Карлова университета, затерянный в старине.
Если наше существование имеет значение, то мы должны оставаться в одном месте достаточно долго, чтобы врасти в землю и оставить свой след. Моя проблема заключалась в том, что я нигде не оставался достаточно долго, чтобы пустить корни. Оставил след ноги на пыльной земле фермы в Уэст-Фолсе, потом — на грязной лестнице в доме в Стултоне. Если я покину Абердин, то там тоже останется только след от ноги, что-то едва заметное и смазанное на блестящих деревянных полах и мраморных лестницах. Экзистенциальное головокружение будет слишком сильным. Я считал вполне возможным, что если уеду, то однажды проснусь в квартире в Праге и обнаружу, что стал невидимым и невесомым — этаким запоздалым раздумьем, мыслью, пришедшей в голову слишком поздно.
Я сделал глубокий вдох и попытался прояснить мысли.
— Нам следует вернуться в «Мустових», — повернувшись к Арту, сказал я. — Завтра мы поспрашиваем и выясним…
Артур встал и направился к входу в гостиницу «Париж». Он постучался, подождал, прижав ухо к двери, снова постучался и, к моему величайшему удивлению, дверь открылась.
Появился молодой парень в темной коричневой рясе. Его юное лицо смотрело на Арта из дверного проема. Парень моргнул раз, другой, затем попытался поплотнее закутаться в рясу. У него были короткие, довольно жидкие волосы. Его отличали мягкие черты лица и высокий, почти женский голос, который плыл в ночи, словно струйка дыма.
— Dobry vecer. Mate prani? — поздоровался парень. — Добрый вечер. Что вам угодно?
— Dovolte mi, abych se predstavil. Jmenuji se Arthur Fitch, — сказал Арт. — Позвольте представиться. Меня зовут Артур Фитч.
Потом Арт показал на меня:
— Toto je pan Eric Dunne. Это — господин Эрик Данне.
Парень кивнул и улыбнулся.
— Mluvite anglicky? — спросил Арт. Эту фразу я знал. «Вы говорите по-английски?»
Парень поднял руку ладонью вниз и повертел ей несколько раз.
— Альбо Лушини, — произнес Арт.
При упоминании этого имени парень улыбнулся и широко раскрыл дверь.
Он провел нас по короткому коридору с отделанными деревянными панелями стенами, которые пахли, словно старые сигареты. Я смотрел, как снег таял на спине у Арта, капли стекали с пальто на разбитый паркет.
В конце коридора парень открыл дверь в большую комнату с низким потолком. Там стояли маленькие круглые столики. За некоторыми сидели пожилые монахи, ели и разговаривали. На других столиках стояли коробки. На полу лежал красный ковер, стены были обклеены желтыми обоями с перемежающимися золотыми полосами и красными геральдическими лилиями, которые шли от пола до потолка. У дальней стены имелось возвышение, скорее, сцена. Слева от нее шла лестница, слегка загибаясь вправо. Ступеньки покрывала потертая красная ковровая дорожка. В центре сцены стоял латунный шест, вокруг него обвивалась рождественская гирлянда.
Молодой послушник поспешил вперед и склонился перед монахом, который сидел в одиночестве за столом, заваленным открытыми книгами. В руке пожилой монах держал калькулятор. Мгновение спустя он медленно встал и жестом подозвал нас с Артом.
— Заходите, — произнес монах, его сильный четкий голос заполнил комнату. В английском произношении слышался легкий акцент. — Присоединяйтесь к нам. У нас есть еще еда, если вы хотите есть.
Мы с Артом сели за стол. Старый монах улыбнулся мне, я ответил нервной улыбкой. Он оказался невысоким и стройным, с большими густыми седыми бровями, которые напоминали кусты, пустившие корни на краю скалы. Наш собеседник не был одет в монашеское одеяние, как остальные. Вместо этого на нем оказались коричневые спортивные штаны и застиранная футболка с надписью «Мюзикл „Кошки“!»