Альбо повел нас из танцевального зала по узкому коридору, потом мы вошли в двустворчатую дверь и начали спускаться по каменной лестнице. Мы молчали, словно воры, а когда добрались до низа, Альбо зажег свет. Там находилась самая большая коллекция книг и всевозможных альманахов, которую я когда-либо видел. Они лежали стопками и просто были навалены горами.
Книги размещались в центре помещения, в стопках, высотой доходивших до груди. Стопки стояли и вдоль стен, книги лежали в больших деревянных ящиках. Остальная часть подвала была заполнена хламом — лампами, сломанными стульями и столами, кучами свернувшихся пожелтевших газет и журналов, скатанными старыми коврами, наваленными друг на друга, как бревна. Одну стену целиком заполняли зеркала, некоторые помутнели, другие оказались в пятнах, а большинство треснули. Помещение как-то криво отражалось в них темными беспорядочными очертаниями. На дальней стене висела большая статуя русалки с длинными бирюзовыми керамическими волосами и большой грудью, окрашенной в желтоватый цвет. В комнате пахло плесенью, старой кожей и затхлым дымом.
Альбо снял с одной книжной стопки пульверизатор и направил его в пол. Он что-то пробормотал себе под нос на чешском, а потом направил струю белого тумана на насекомое, несущееся от одной стопки книг к другой.
— Тараканы, — пояснил монах, вновь нажимая на баллон. — Они едят книжные переплеты.
Арт шагнул вперед и посмотрел на одну из книг наверху стоики, доходившем до пояса.
— Финеллан, «Le Triple Vocabularie Infernal», — произнес Арт, легко касаясь обложки, потом обвел взглядом помещение. — «Тройной дьявольский словарь»… А книги лежат в каком-то порядке? — поинтересовался он.
Альбо покачал головой и погладил одну из ближайших к нему книг, как отец обычно гладит ребенка.
— Мы все еще распаковываем вещи, — сообщил он. — Каталог мистера Корсо, к сожалению, пропал в огне. Могут потребоваться годы, чтобы снова задокументировать то, что у нас есть. Мы даже не знаем, что потеряли.
— Тогда где мне искать книгу Малезеля?
Брат Альбо пожал плечами и мягко улыбнулся.
— Нужно молиться, чтобы Господь привел вас к ней, — только и сказал он.
— Это все ваше? — спросил, заметив музыкальный автомат с потрескавшимся стеклом. Электрическая гитара лежала поверх части пианино — по крайней мере, это выглядело, как часть пианино.
Монах тихо засмеялся.
— Нет. Николас Донегар был коллекционером, как вы видите. Это было здесь, когда мы сюда перебрались…
Он осмотрел помещение, поджав губы, слегка нахмурился. Лицо выражало неодобрение.
— Если хотите, я скажу брату Фаллдину, чтобы принес чай, — предложил Альбо, снова улыбаясь. — Он вам поможет, но у меня от этой сырости начинают болеть старые кости…
— С нами все будет в порядке, — ответил Арт.
Он уже начал поиски, осторожно пробираясь среди стопок и куч.
Какое-то время я помогал Арту, но, в конце концов, пробрался к горе хлама, представляя, что найду какой-нибудь кошель с золотыми монетами. Вместо этого я отыскал коробку с порнографическими ручками. Чтобы с женщин слетели одежды, авторучки следовало перевернуть. Я их и вертел вверх-вниз какое-то время. Заодно нашлись сотни конвертов с проспектами, рекламирующими одну чешскую поп-группу. Еще в одной коробке лежали какие-то официальные бланки — налоговые или что-то в этом роде. В ящике рядом с ней находились старые, покрытые грибком альбомы с фотографиями все той же группы, про которую я никогда не слышал. На дальней стене имелась дверь, но она оказалась запертой.
Арт сидел на полу и разбирал кучу бумаг. Он выглядел усталым — плечи опущены, веки потяжелели.
Я снова попробовал открыть дверь, задумался на мгновение, а потом пришел к выводу: ее, вероятно, не открывали много лет. Когда я впервые коснулся ручки, на руке остался след ржавчины. Вероятно, по крайней мере, за этой дверью не окажется ничего, принадлежащего монахам. Значит, я не войду туда, куда заходить не следует.
— Замки открывать умеешь? — спросил я у Арта.
Если бы я задал вопрос кому-то другому, то он показался бы диким. Но Артур обладал множеством самых неожиданных и причудливых навыков — например, умел показывать карточные фокусы, владел оригами (один разя видел, как он сделал фигурку женщины с зонтиком из ресторанного счета). Мой приятель умел решать сложные математические задачи в уме, извлекать квадратные и кубические корни, делать сложное деление, и даже починить машину. На протяжении семестра я видел, как он менял тормоза, что-то подгонял, регулировал, прикручивал и даже частично перебрал двигатель.
— Дверь может быть заперта не просто так, — заметил Арт. — На то вполне могут иметься веские основания.
— Ее не открывали много лет, — ответил я.
Арт опустил бумаги и устало посмотрел на меня, затем встал и направился через комнату. Он остановился, осмотрел пол и взял велосипедное колесо, затем стал отсоединять спицу.
— Нельзя исключать, что книга Малезеля пропала в огне, — заметил Артур.
Я молчал, да и что можно было сказать?
— Если так, то нам, возможно, придется отправиться в Софию. — Арт крякнул и оторвал спицу от колеса, затем принялся ее гнуть. — Я оплачу твой билет, об этом не беспокойся. Но я даже не начинал следующий раздел для доктора Кейда и планировал вернуться вовремя, чтобы, по крайней мере, закончить первую треть раздела о крестовых походах. А если нам придется ехать в Софию, то уж не знаю, как смогу перевести Малезеля перед началом семестра.
Я не был уверен, правильно ли его расслышал.
— В Софию? — уточнил я. — В Болгарии?
Арт кивнул.
— В Петровской библиотеке вполне приличная коллекция рукописных книг. Их переписывали те несчастные монахи, которые портили глаза за этим делом в скрипториях. Не люблю пользоваться рукописными работами, но, возможно, у нас просто не останется выбора — конечно, если предположить, что в Софии имеется список с книги Малезеля. Ее ведь признали ересью. Но думаю, что нечто с «Dei» в названии было сохранено хотя бы из принципа…
У Арта имелись все основания для опасений. Скриптории были ужасными местами. В них старший монах сидел перед группой других в тускло освещенной комнате и на протяжении многих часов читал текст вслух. Другие монахи, особенно, те, на которых наложили епитимью (ведь работа в скриптории часто служила наказанием) сидели, склонившись над неудобными столами. Они записывали его слова, частенько засыпая. А когда просыпались, продолжали запись, словно ничего не пропустили. Иногда, когда скука становилась невыносимой, они делали маленькие злобные замечания на полях: «Будь проклят автор этого ужасного текста. У меня болит спина, затекла шея, в глазах туман, а до окончания еще шесть месяцев». В результате, многие записанные таким образом тексты (включая Библию, что не любят признавать многие христиане) полны серьезных ошибок и пропусков.