Как обычно по будням, и в это утро понедельника Маша позавтракала в столовой и из соображений удобства, и для того, чтобы подать благой пример малышу. Да заодно и пообщаться с сыном.
– Когда вернешься? – поинтересовалась у нее Тата, когда Маша, покончив с едой, встала из-за стола. Вопрос был скорее риторическим и являл собой верховное право Таты быть в курсе всех дел большого дома, как его правительницы и отчасти домашнего домового, коего никак обижать не рекомендуется.
– Поздно, Таточка. Никак не раньше восьми. Четыре пары сегодня, последние две – лабораторная по ядерной физике. Так что замотать не получится. Да я еще в клуб хотела заехать. Поплавать и на аэробику. Там как раз вечерняя группа, – словно извиняясь за свои планы, ответила Маша. Но и извинения были формальностью, данью уважения Таткиным хлопотам. Тата хоть и не одобряла Машины фитнес-начинания и выбранный ею путь к физическим совершенствам, но выражала это неодобрение в весьма специфической форме. Сама же она, как истинный вамп, в подобных упражнениях совершенно не нуждалась.
– Вот видишь, была бы как все, не пришлось бы тебе мотаться по всяким там клубам. С ребенком бы сидела, а то ведь Лелик и не видит тебя почти, – завела Тата пластинку, которую в последнее время Маша слышала все чаще. Насчет Лелика, конечно, Тата загнула. Никак ее бы не устроило, если бы малыша вдруг забрали из-под ее опеки, имей Маша время самой заниматься сыном. – Да что еще за клуб такой, неизвестно!
– Хороший клуб, Янек сам для меня нашел. «World Class» называется. Туда кого попало не принимают, ты не волнуйся. А насчет остального ты же знаешь! Янек ни за что не разрешит. Не хочет он этого, – сказала Маша в ответ, будто бы с сожалением. Хотя в настоящем и не знала уже, делает вид или начинает сожалеть в действительности.
– А ты попроси. Хорошо попроси. Так небось разрешит. Уж тебе-то! – настаивала на своем Тата.
– Хорошо, попрошу, – покорно согласилась с ней Маша, но, увидев, как насупился лицом домовой, сменила тактику. – Да правда же попрошу. Как только удобный момент будет, так сразу и попрошу. Вот честное пионерское!
– У тебя каждую ночь удобный момент, только ты дурочка. Делом надо заниматься, а не... – Тут Тата сообразила, что благородное негодование занесло ее куда-то не в ту степь, и замахала на Машу рукой. Лелик ее жесты, конечно же, принял за веселую игру и тоже стал размахивать ручонками. И естественно, перевернул стакан с молоком, и разумеется, себе на штанишки. – Ты только посмотри, что ты натворил! Теперь переодевать надо. И брючки, и тапки. И памперс, наверное, тоже. А каша остынет!
– Хочешь, я пока подогрею? – предложила ей Маша, чувствуя в происшедшем и свою частичную вину, хотя время уже поджимало.
– Да когда тебе? Ведь опоздаешь, – отмахнулась Тата. Но потом что-то вспомнила, остановила собравшуюся было уходить Машу. – Совсем ты меня заморочила. Я что сказать-то хотела... Ты подумай, и хорошо подумай. Это к тому, что неспокойно мне. И из-за Ирены, и вообще. И потом Лелик...
– Я поняла. Я ведь не слепая, тоже кое-что замечаю... А вообще спасибо тебе, Тата! – Слова вышли неожиданно искренние и от души, Тата даже опешила немного.
– За что это спасибо? Если за Лелика, то не надо. Это мне в радость. А за себя не благодари, ты мне не чужая, – сказала Тата, как отрезала. Но ей было и приятно.
– Новый год скоро. Две недели только осталось. Хочешь, я тебе помогу и с елкой, и со столом? – вместо прощания спросила Маша доброго своего домового.
– Ты поможешь! Тарелки бить. Мы с Леркой и вдвоем управимся, – проворчал в ответ домовой. – Ладно, иди уже. Мне Лелика надо переодевать. Да смотри не гоняй по дорогам. Гололед вон какой, еще и снегопад обещали.
– Не буду, – пообещала ей Маша и ушла уже совсем.
По дороге в гараж больше никто из домашних ей не встретился. Мороз был не так чтобы очень силен, и сам гараж пусть слабо, да отапливался, но Маша все же пару минут потратила на прогрев двигателя. Новенький джип «лексус», последний подарок Янека, сделался не только любимой ее игрушкой, но и верным другом вроде собаки. Настоящих собак никто в общине не держал, было нельзя. Младшие братья человеческие в присутствии вампов обычно начинали выть в голос, поджимали уши и хвосты и при малейшей возможности пытались смыться прочь, чтобы никогда уже не возвращаться. Вот кошки, те вели себя совершенно иначе, не то чтобы прыгали от восторга, но пушистым, хвостатым зверькам было, похоже, решительно наплевать, какого происхождения их хозяева, лишь бы кормили вкусно, чесали шерстку и позволяли дрыхнуть в самых неподходящих местах. Правда, кот на все три их дома имелся лишь один и официально принадлежал Фоме. Был он палевый персидский бандит, толстый и наглый, ворюга, каких поискать. Но за красоту и умение подольститься к аборигенам, как правило, получал полное отпущение грехов. Лелика Тата держала от него подальше.
Маша медленно и осторожно вела машину по шоссе, точнее сказать, еле тащилась. Тата как в воду глядела – гололед на дороге был еще тот. О том, чтобы успеть к началу первой пары, нечего было и мечтать. Однако Машу это обстоятельство мало беспокоило. А вот Таткины слова, напротив, не шли из головы. Неспокойно в их Датском королевстве, ох неспокойно. Угроза словно нарастала откуда-то со стороны, невидимая и разумом необъяснимая. Но Маша ощущала ее той частью своей сущности, которой нет названия. Нужно было наконец решаться, и не столько ради себя, сколько ради Лелика. Главное – это убедить мужа, который и слышать ни о чем таком не желал. Но Маша в глубине души была убеждена, что сопротивление Янека временное, как бы условное, что-то вроде отсрочки для собственного малодушия. Считает, что Машенька еще очень молода, двадцать один год – это не срок, и можно тешить себя иллюзиями. А через десяток-другой лет ее милый и ненаглядный совсем другое запоет, к гадалке не ходи. И не из-за Машенькиных внешних достоинств – уж что-что, а то, что Янек не разлюбит ее и в девяносто, Маша знала хорошо. И не потому, что были сказаны слова, а просто знала, и все тут. А запоет оттого, что отпустить не сможет и будет готов заплатить. Вот только есть ли у них этот десяток лет?
И потом Лелик. Тата права. Пока маленький – это одно. Легче принять то, что за тебя, не спросясь, решили другие и для твоего же блага, и совсем другое – сделать выбор самому. Не потеряют ли они оба сына, когда мальчик вырастет и узнает обо всем? Понятно, что существование, которое они могут Лелику предложить, не самый лучший жребий на земле, но по крайней мере они будут вместе. А семья все же значит в жизни куда больше, чем любое общество и любая мораль, пусть прекрасные и замечательные. Это Маша за последние несколько лет усвоила накрепко. Любовь же свою и подавно ставила выше, чем даже спасение нетленной и вечной души. Если Бог так безгранично милосерден, то он-то как раз поймет. А людям ничего объяснять и не надо.
* * *
В девятом часу вниз спустилась Лера. Лелик с нелегкими боями был уже водворен в огромный мягкий манеж на колесиках, водруженный прямо посреди кухни, и Тата смогла наконец передохнуть и испить чаю. Лера к ней присоединилась.