Но одежда, Бог с ней, была все же делом десятым, хоть и примечательным. Само лицо незнакомца – вот что привело Иришку в трепещущее любопытством недоумение. Бледно-оливковое, в потеках то ли грязи, то ли от своеобразно присущего ему загара, спокойное и немного отстраненное, одновременно счастливое и озабоченное, но и с непререкаемой силы взглядом очень темных, до черноты, глаз. Волчьих, ярких, с затаенным на дне шальным бешенством. В данный момент эти глаза, оторвавшись от созерцания отдыхающего поэта, так же сосредоточенно стали изучать стоящую на коленях Иришку. Разглядывание выходило взаимным.
Нимало не стесняясь изодранного своего вида, Иринка встала наконец на ноги, так же молча продолжая изучать странного лесного человека. Роста он получился не многим выше ее, то есть самого что ни на есть среднего, а придирчивый женский взгляд подметил в незнакомце еще кое-какие особенности. То, что Иришка сначала приняла за потеки грязи на лице истребителя поэтов, оказалось при ближайшем рассмотрении засохшими следами крови из многочисленных заживших уже порезов на щеках и подбородке. Словно незнакомец брился негодным лезвием вслепую у ручья, неумело и с категорическим неуспехом, что, как выяснила впоследствии Иришка, было с ее стороны правильным предположением. А волосы на голове и вовсе напоминали разоренное воронье гнездо, словно их хозяин отроду не имел представления о расческах. Очень длинные и запутанные до состояния «макраме», да к тому же с застрявшей в них лесной трухой. Если бы Иринка верила в сказки, то, несомненно, охарактеризовала бы незнакомца одним емким словом – леший.
Однако леший или нет, но чувство самосохранения и отчасти долга подсказывало Иришке проверить, что же с убиенным поэтом – до конца ли он убиен этим странным лесовиком? Не хватало ей еще впутаться в «мокрую» историю! Этот дикий тип сейчас свинтит отсюда на раз-два-три, а она, не дай-то Бог, останется у дороги с трупом на руках. Доказывай потом, что ты не верблюд.
Поэт, по счастью, хоть и валялся в глухом отрубе, но жив был. Череп его достойно выдержал удар, вот только сильно кровила лопнувшая кожа. Иришка перевязывать его не стала, неохота, да и нечем, лишь застегнула психопату штаны. Незнакомец же никуда уходить не спешил, а с интересом, но пассивным созерцателем, наблюдал за Иринкиными манипуляциями. Силушкой леший, видно, от природы не был обижен, раз голыми руками, а скорее просто ударом кулака поверг вошедшего в убийственный раж маньяка. Во всяком случае, ни палки, ни иного какого орудия возмездия поблизости не наблюдалось. А руки у лешего были пусты.
Надо было уходить, пока не очнулся словоблудный Мавр, ох не зря и прозвище! Но простая благодарность требовала от Иришки каких-то слов в адрес странного незнакомца, который, это было уже совершенно очевидно, спас девушку от нелицеприятной и даже позорной смерти. А тот все так же молча продолжал стоять столбом, словно на дармовщинку развлекаясь происходящим. Когда Иринка, подойдя ближе, тронула его за плечо, с лешим не до церемоний, он только улыбнулся дружелюбно и будто оценивающе.
– Ну ты даешь! Между прочим, спасибо. Если б ты этому ханурику не врезал, мне бы точно были кранты. Выходит, я тебе должна! – Иринка тоже улыбнулась, ей стало весело. – Только знаешь что? Давай-ка валить отсюда по-быстрому, а то этот тип в белом, он же не простой. Ну что, бегом?.. Ну чего ты стоишь и лыбишься?.. Ты?.. Вообще, как тебя зовут, чудак? Имя у тебя есть?.. Ты что... ты не понимаешь, что я говорю?!
Незнакомец по-прежнему молчал и, лишь уловив в последних словах вопросительные интонации, недоуменно поднял брови. «Приплыли! – ошарашенная, только и смогла подумать Иринка. – Или глухонемой, или идиот, или и то и другое сразу... Нормальные-то люди в таком виде по лесу не ходят. Надо сматываться подобру-поздорову. Неизвестно еще, что у этого чудика на уме. Два психа за один раз – будет уже перебор». Но уйти не успела, незнакомец крепко взял ее за руку, чуть выше локтя. Не схватил, а именно взял, спокойно и уверенно. И что-то сказал, что-то непонятное, но вполне членораздельное. Значит, немым леший все же не был. Иришка посмотрела ему в испачканное лицо, пытаясь сообразить, что же он хочет сказать, и по выражению его глаз сразу же поняла, что леший – никакой не идиот.
Незнакомец заговорил снова, медленно и будто по слогам. Иришка разобрала сначала нечто вроде «алейкум салам», а через паузу молчания – несколько слов, отдаленно напоминающих сильно исковерканный суржик кубанских станичников. Леший, однако, вскоре замолк и выразительно посмотрел на Иринку, а потом, не дождавшись от нее никакой ответной реакции, слегка поклонился и приложил руку к груди, имея в виду приветствие. Тут Иринку словно осенило: леший вовсе не глухой чудик, а, верно, заплутавший по неизвестной причине в лесу заезжий иностранец, турок или, может, румын, оттого и не понимает ее, Иришку. Иностранец – это же совсем другое дело, может, прибыльное и перспективное. Тем более что первый контакт уже есть. Интурист спас Иришку, а Иришка спасет интуриста, то есть выведет его из лесу к людям. В голове тут же сложился и подходящий случаю план: везти заплутавшего иностранца не в гостиницу, а для начала к себе домой. Привести его хотя бы отчасти в приличный вид, а заодно постараться расспросить и завязать приятельство для небескорыстных отношений. Бедноты своего наследственного владения – оставшегося от матери саманного домика – Иринка ничуть не стеснялась, а, наоборот, решила, что чем скромнее покажется иностранцу ее достаток, тем щедрее будет первое пожертвование.
Не вступая более в бесплодные переговоры, Иринка потащила интуриста за собой к дороге. Тот и не думал сопротивляться, покорно шел следом за своей новой знакомой. На дороге по-прежнему сиротливо стоял, приткнувшись к обочине, Мавров кабриолет, и Иринка, проходя мимо, мстительно харкнула на водительское сиденье.
Через полчаса леший и Иришка вышли к нормальному шоссе, где не составляло труда поймать попутку до города. Хорошо, что сработала железная привычка – с клиентом или без, но деньги Иришка всегда брала с собой. Вот и сейчас вся ночная выручка лежала, надежно упрятанная, внутри специально подпоротой чашки ее лифчика. Пришлось лезть и доставать, что выглядело не вполне приличным, но интурист к Иришкиным обнажениям остался более чем равнодушен, ей же было и вовсе наплевать.
До дома добрались, слава Богу, без приключений. Водитель и хозяин чахлого «Москвича», согласившийся подбросить до Мацесты, хоть и косился поначалу на их внешний вид, однако успокоился после того, как Иринка удрученно пожаловалась, что полночи искала по горам своего старшего брата, свихнувшегося на афганской войне и время от времени удирающего из дому «партизанить» в лес, хорошо еще, что в одно и то же знакомое ей место. И в подробностях стала описывать пережитые ею тревоги и перипетии поиска. Пожилой дядька водитель от Иринкиного повествовательного произведения так расчувствовался, что по прибытии наотрез отказался от обещанной ему платы, и даже настоятельно предлагал свою помощь ввиду будущих побегов полоумного братца, и совал бумажку с номером телефона.
В доме первым делом Иришка бросилась греть на газовой плите-маломерке воду для омовения одичавшего интуриста. Самого же его с удобствами усадила в большой проходной комнате, сунув в руки для поднятия настроения глянцевый номер контрабандного «Хастлера». Иностранец журнал взял с детским недоумением, повертел так и этак, открыл, сначала кверху ногами, полистал, подумал, потом все же перевернул как следует и с поистине первобытным любопытством углубился в изучение заморского непотребства. Иринка решила до купания его не беспокоить.