– Как я уже сказал, – продолжал Александр, – если дойдет до худшего…
– Если дойдет до худшего… – повторил вслед за Александром Эрве, глядя на Гриффина так пристально, что это походило на угрозу. Губы его сжались, а пальцем он выразительно провел по шее.
– Я не дитя, – рассмеялся Гриффин. – Не надо пугать меня страшными историями, которые рассказывают детям на ночь.
– Я говорю не для того, чтобы напугать тебя, Язычник. Ты не вправе рисковать своей головой. И, – добавил Эрве, – если что-то случится с твоей головой, фиц Эмпресс не пощадит и наших.
– Он прав, – подтвердил Александр.
– Возможно, и прав, – твердо возразил Гриффин. – На всякий случай даю тебе совет, как управлять настроениями Генриха. Если я умру, то предлагаю тебе сообщить ему это известие после того, как он выпьет несколько чаш вина и проведет ночь с леди Алиенорой.
Эрве нахмурился:
– Право же, сэр, это вовсе не смешно.
– Да, не смешно. И потому вы отправитесь вместе с остальными. Вы нужны мне там.
– Ты тоже нужен нам там, – возразил Александр.
– И я там буду. Через день. А теперь отправляйтесь.
На этом спор прекратился. Члены группы, посовещавшись насчет планов, сели на лошадей и углубились в лес. Александр и Эрве тоже вскочили в седла. Один походил на гибкую тростинку, другой – на кряжистый пень. Гриффин бросил внимательный взгляд через плечо.
Они сделали круг по поляне, потом остановились под низко нависавшей веткой. Она осыпала их градом дождевых капель. Эрве был мрачен.
– Я помню, что сказал Язычник, но… – начал Александр.
– …Мы подождем, – закончил Эрве.
Александр кивнул:
– Обратно он поедет здесь, что бы там ни было.
Они повернули и медленно растворились в коричнево-зеленой чаще леса.
Гриффин пошел обратно к дому, ощущая нечто необычное и непредвиденное: ярость, копившаяся в нем восемнадцать лет, внезапно улетучилась.
Скоро они отберут страну у Стефана, и он отправится домой, в «Гнездо». И, возможно, женщина, спящая наверху, тоже будет там и станет его женой.
Солнце уже клонилось к западу, когда они добрались до аббатства Святого Альбана. Гвин сидела на коне позади Гриффина, обхватив руками за талию. Под покровом деревьев они ехали молча, и теперь находились в нескольких десятках шагов от стен аббатства.
У ворот аббатства суетилась и оживленно переговаривалась горстка монахов, но Гвин не могла расслышать о чем. Они жестикулировали и куда-то указывали пальцами. Гвин прижималась щекой к спине Язычника и сидела молча, окутанная его теплом и силой.
Он молча протянул руку назад и сжал ее запястье. Она знала, что это значит – расставание.
Это ничего не значит, убеждала она себя отчаянно. Она не знала ни кто он, ни откуда явился, но внутреннее чутье подсказало, что это прощание.
И ей захотелось умереть.
Из-за дальней вершины холма появилась кавалькада всадников. На них были шелковые туники, по диагонали пересеченные красным и желтым.
– Лорд Джон, – выкрикнул один из монахов. Его темная одежда полоскалась над мокрой землей, когда он бросился вперед приветствовать всадников.
– О, это Джон! – воскликнула Гвин. – Тот, кому я отправила послание прошлой ночью. Как, ради всего святого, он сумел добраться сюда так скоро?
Джон Кэнтербридж перекинул ногу через седло и, обойдя монахов, направился прямо к аббату, нерешительно стоявшему в воротах. Джон на ходу сорвал с головы шлем и оттеснил клирика так, что оба они оказались недалеко от того места, где под сенью леса находились Гвин и Язычник. Мужчины заговорили быстро и возбужденно.
– Не думал, что тебе это удастся, – сказал аббат Роберт.
Джон Кэнтербридж бросил на него суровый взгляд.
– Так мой посланец прибыл?
– Около часа назад.
Аббат поднял руку и сделал знак тому, кто находился внутри: монахи и мужчины в латах двинулись к воротам аббатства.
– Нам надо войти внутрь, милорд. Это опасное место…
– Да, если поблизости рыщет Эндшир, – мрачно закончил Джон Кэнтербридж, вытирая ладонью потное лицо. – Я возвращался домой с совета из Лондона, и, хвала Господу, меня нагнал всадник и сообщил, что леди Гвиневра направляется сюда.
– Но как? – воскликнул аббат.
Его щуплая фигурка скрывалась под одеянием бенедиктинца.
Джон покачал головой:
– Не знаю. Посланец был мне незнаком. У него не было ни эмблемы, ни печати. Он ничего мне не сообщил и исчез прежде, чем мои люди успели задержать и допросить его. Я подумал, – закончил он мрачно, – что это может быть ловушкой.
– Я ничего об этом не знаю. Но графини здесь нет.
– Черт побери! – рявкнул Джон Кэнтербридж.
– Милорд! – упрекнул его аббат, услышав богохульные слова.
– Приношу извинения вам и вашему Богу. Но где, дьявол ее побери, она может быть?
– Милорд! – на этот раз голос аббата прозвучал октавой ниже, потому что он услышал упрек в тоне собеседника.
Джон ответил вздохом.
– Я нес покаяние много лет, милорд аббат, Еще несколько лет епитимьи мне не повредят. Но сейчас меня беспокоит судьба леди Гвиневры. Вы ничего не слышали? Ничего не видели?
– Ничего.
Джон произнес что-то невнятное, потом добавил:
– Я пошлю своих людей прочесать эти леса. Возможно, она заблудилась.
– Но как в таком случае она послала вам весточку? – спросил аббат.
Джон покачал головой, они повернулись и направились к аббатству.
Гвин все плотнее прижималась к спине Язычника, будто хотела за ней укрыться, и это было самым странным, потому что разве не сода стремилась она попасть всю прошлую ночь? И разве не ее близкий друг явился сюда спасать ее?
Почему же она не могла избавиться от чувства, будто на нее идет охота?
– Тебе лучше идти туда, Рейвен.
– Да, – согласилась она, и голос ее был лишен выражения. Она соскользнула с лошади.
Он тоже спрыгнул и теперь стоял рядом.
– Язычник…
Он потянулся к ней, и она задержала дыхание. Вдруг он что-то изменит? Но он этого не сделал. Его пальцы пробежали по ее щеке, опустились вниз и исчезли в тени. Его серые глаза не отрывались от ее лица, будто он старался запомнить его. Ничто теперь не имело значения, кроме выражения его глаз: ни Джон, ни аббат, ни король с его войнами, ни отец, покоящийся в могиле.
Кто-то закричал. Она сделала резкое движение. Он отвел взгляд. Снова закричали. Кто-то звал ее по имени. Это означало, что ее ищут.