– Кое-что необходимое, и если у нас это будет, мы можем считать себя богатыми.
Она рассмеялась и положила свои тонкие прохладные пальчики на его плечо.
– Не имею ни малейшего представления. Ты мог заказать целебные травы из Святой земли или арфы для большого зала.
– Зерно!
Он почувствовал, как она замерла.
– Что?
– Зерно. Часть можно смолоть теперь же на муку, а часть оставить на семена для весеннего сева. Пшеницу, рожь и ячмень.
Еще с минуту она молчала и оставалась неподвижной, потом ее плечи начали содрогаться и она прильнула к его груди.
Гвин снова проснулась с криком среди ночи. Гриффин обнял ее и держал так, пока она не успокоилась. Потом тихонько спросил:
– Опять твой отец?
Она вперила взгляд в пространство перед собой, глаза ее казались остекленевшими и были обведены красными кругами.
– Да.
– Почему ты постоянно видишь его во сне, Гвин? И почему эти сны так ужасны?
Он не надеялся, что она ответит, но после долгой паузы она сказала безжизненным голосом:
– Он так и не простил меня.
Гриффин провел рукой по ее волосам:
– За что?
– За то, что я стала причиной смерти брата, а потом и матери.
Он закутал ее в меха по плечи и привлек ближе к себе.
– Что произошло?
С минуту она молчала, потом начала говорить короткими фразами монотонным голосом:
– Мне было десять лет. Я отправилась на верховую прогулку. Я не должна была этого делать. Весной с севера часто совершались набеги. Мне не позволяли удаляться от замка одной. Не позволяли даже доехать до деревни. Я это знала. Но услышала, как мать говорила, что ей нужны цветки бузины. Весной от сырости у отца болели кости.
Она устремила взгляд на дальнюю стену:
– Я знала, где росла бузина. И ускакала. Я нашла целебные растения, встала на колени и…
Она сглотнула:
– И увидела скачущих всадников. С полдюжины наемников из Шотландии.
Ее речь стала стремительной, слова сливались друг с другом:
– Я вскочила на Ветра и попыталась скрыться, но они заметили меня. Я слышала, как они улюлюкали и вопили, как подгоняли своих лошадей. Я тоже кричала. И тогда…
Слезы градом покатились из ее глаз.
– Роджер и несколько лучших людей выскочили и помчались галопом на помощь мне. Они звали меня, я неслась как ветер и оказалась в самой их гуще. Они сомкнули ряды за моей спиной. Началась стычка. Слышались крики, громкие крики. Я осталась жива, а Роджер, окровавленный, лежал на траве, – закончила она шепотом, указывая пальцем туда, где мысленно видела тело брата.
– И мать так и не простила тебя?
– Простила. Но вскоре умерла. Три месяца спустя. Однажды ночью сердце ее не выдержало.
Гриффин глубоко вздохнул, помолчал и снова задал вопрос:
– А твой отец, Гвин? Он не простил тебя?
– Нет. Да и как бы он мог?
– Но ведь это был несчастный случай.
– Я знала, что делаю, – ответила она безжизненным голосом. – Я знала, что поступаю скверно.
Гриффин держал ее в объятиях, пока она не уснула.
Рука Гриффина коснулась ключей, висевших на шее, – черного железного и маленького серебристого, отданного ему де Лудом.
Какое-то время он питал надежду. Надежду на то, что они с Гвин будут жить по-новому. Надежду, что для них все будет иначе. Что их брак будет другим, чем у их отцов, и сам он будет другим. Но она ни разу не сказала в ответ на его признания, что любит его, как никогда не говорил и его отец.
Неужели ужасной истории суждено повториться и все будет так, как было с их отцами? Неужели это судьба, которую он не сможет отринуть?
Желание обладать сокровищем разрасталось в его душе.
Но вместе с этим росла в нем энергия сопротивления. Годы борения и страданий закалили его душу. Он мечтал теперь не о том сокровище, которое погубило его отца. А о том, что поднимет его, дает ему силу и власть, возвысит и облагородит его.
Ранним утром следующего дня Гриффин стоял в подвалах «Гнезда», пытаясь вставить факел в металлический держатель на стене под таким углом, чтобы свет падал вперед. Перед ним была дверь, искусно укрытая в одном из самых темных убежищ подвала.
Он внезапно остановился на этом перекрестке тоннеля и отчасти нащупал, отчасти вспомнил, где дверь, и нашел ее. Тени затеяли вокруг причудливую пляску, по-видимому, под действием струи свежего воздуха, поступавшего неизвестно откуда. Гриффин не мог определить источник его движения.
Он провел пальцами по волосам:
– Я забыл за все эти годы, где это место, а теперь вдруг вспомнил.
Он подался вперед, вглядываясь в длинный темный тоннель справа, казавшийся бесконечным.
– Если я правильно помню, он ведет в пещеру или дупло в дереве, – пробормотал Гриффин, обращаясь скорее к себе, чем к Алексу, стоявшему с изумленным видом поодаль.
– Ты здесь играл?
Гриффин ответил слабой улыбкой:
– Все время.
Александр содрогнулся:
– А Гвиневра? Она ведь тоже жила здесь ребенком. Она тоже здесь играла?
– Не знаю, – пробормотал он. – Думаю, она здесь бывала.
– В таком случае вы оба безумны, – пробормотал Алекс убежденно.
Он указал на дверь острием своего короткого меча. С нее свисал замок в форме головы дракона.
– Ты собираешься открыть его?
– А ты всю жизнь собираешься оставаться Наблюдателем? – пробормотал Гриффин в ответ и вставил в замок железный ключ, висевший у него на шее. Ключ не подходил.
Алекс выругался.
Гриффин сделал новую попытку, стараясь надавить на ключ посильнее. Ничего не произошло.
– Просто срежь его, сруби, – сказал Алекс.
Слова его были тихими, но он произнес их с напором.
– Это нелепо, – резко возразил Гриффин. Мысленно он назвал бы такое действие святотатством. – Не думаю, что стоит это делать.
Алекс поднял брови:
– Так что теперь?
– Подождем.
Взгляд Алекса стал очень жестким.
– Гриффин, я был Наблюдателем много лет. Всю жизнь я жду твоих действий. А теперь, когда весь мир в твоей власти, стоит лишь тебе протянуть руку, ты собираешься ждать.
– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – возразил Гриффин, с трудом сдерживая себя.